Его
Шрифт:
У Бетани не было ответа, но он не затянул паузу более чем на несколько секунд.
– Я планировал этот момент в течение очень долгого времени, Бетани.
– Но зачем?
– Опять ее голос сорвался до тихого шепота. Вся эта ситуация казалась сюрреалистичной или напоминала кошмарный сон.
– Потому что я желал тебя. Все просто. Я сделал все, чтобы даже если тебя будут искать, то ничего не добьются. А я добьюсь того, чтобы твое будущее было увековечено… со мной.
– Ты ненормальный!
– Он не отвечал несколько секунд, и она видела, как сильно сжались его челюсти.
– Я могу быть разным, и сделал много того, что вызывает вопросы, но ненормальность - не одно из качеств, присущих мне.
–
– Она задышала часто, тяжело, и у нее опять закружилась голова.
– Ты похитил меня, возможно, собираешься изнасиловать, а потом убить.
– Слезы снова наполнили ее глаза и готовы были вот-вот пролиться, но она сдерживала их, хотела казаться сильнее, чем была.
– Ты держишь меня на привязи, как пленницу.
– Мне нравится то, что ты моя, как и смотреть на тебя привязанную.
– Он вытянул руку и провел пальцем по цепи, удерживающей ее в плену.
– Мне нравится знать, что я могу сделать с тобой все, что захочу. И тебе меня не остановить.
– Он посмотрел на нее, выражение лица оставалось невозмутимым.
– Ты изнасилуешь меня.
– Это не было вопросом, а утверждением.
– Нет, Бетани, я не насильник…
– Нет? Думаю, что похищение и удержание женщины против ее воли, не лучше изнасилования.
– Он глухо зарычал, и она прижалась к стене подальше от него. Ей нужно думать, прежде чем перечить ему. Что ей нужно сделать в первую очередь, так это держать язык за зубами, может подыграть ему, пока она не найдет выход из создавшейся ситуации. И в последнюю очередь следует дразнить и спорить с ним, подвергая себя еще большей опасности. С нее хватит, а она пребывала в сознании меньше часа.
– Я расскажу тебе, как все будет.
– Он снова начал водить пальцем по цепи, слегка касаясь ее ноги в районе лодыжки, пока по всему телу не поползли мурашки.
Сейчас она просто ненавидела себя за то, что не могла удержать под контролем реакцию своего тела. Несмотря на то, что она ненавидела то, чем он занимался, но все же находила его привлекательным. Как будто ее тело абсолютно не беспокоил тот факт, что его приковали как какое-то животное. Тело требовало Эйба самым порочным способом, и от этого ненависть к себе загоралась еще сильнее.
– Со временем ты примешь то, что все должно было случиться именно таким образом, что твое пребывание здесь - это то, чего ты истинно желаешь.
– Он был так быстр, что она не сразу поняла, Эйб крепко, почти до боли схватил ее подбородок двумя пальцами.
– Я не хочу делать тебе больно, Бетани.
– Он медленно опустил взгляд на ее губы.
– На самом деле я хочу доставить тебе удовольствие. Выполнить все твои желания.
– Она думала, что Эйб поцелует ее, после того как закончит говорить, но вместо этого он просто посмотрел в ее глаза.
– Ты и я - мы одно целое и мы идентичны. Ты не похожа на живущих в своем мире и пытающихся быть теми, кем не являются.
Бетани не стала возражать, ведь в действительности именно она носила маску всю свою жизнь. Играла отведенную ей роль, вела себя так, как ожидали от нее, чтобы выжить.
– Разве это не смысл человеческой натуры?
– Она не хотела это произносить, но было уже поздно.
Долгие несколько секунд он пристально смотрел в ее глаза, и в окружающей кромешной темноте она чувствовала, как Эйб пожирал ее взглядом.
– Человеческая натура всегда желает выжить. Не было смысла выживать в той твоей жизни или в том приторном мире, которым себя окружил твой отец и все остальные.
– Эйб слегка отстранился, но продолжал держать ее подбородок.
– Ты не такая, Бетани. Я понял это, как только увидел тебя, и тогда я осознал, мы с тобой одинаковые. Ты пытаешься заглушить свои желания, остаться там, где чувствуешь себя несчастной, но только потому, что больше ничего не видела и не знаешь.
– Он медленно покачал головой.
– Существует много чего, и я покажу тебе это.
Он погладил большим пальцем ее нижнюю губу, она резко выдохнула от захлестнувшего ее осознания и задрожала.
– И я скажу тебе еще кое-что, Бетани. Ты ведешь себя так, будто цепь противна тебе, и мечтаешь о свободе.
– Он склонился к ней так, что их губы еще немного и соприкоснулись бы. Она испугалась, должна была отстраниться, но почему-то затаила дыхание, продолжая с замиранием сердца ждать, что он скажет дальше.
– Но в глубине души тебе нравится быть связанной, нравится то чувство стабильности, которое рождается в твоей душе, даже если ты не осознаешь этого или не принимаешь.
– С каждым произнесенным словом она чувствовала, как его губы легко касаются ее рта. Низ живота свело, по щекам покатились слезы.
– А однажды наступит день, когда ты будешь умолять меня трахнуть тебя связанной.
– Он отстранился и убрал руку с ее подбородка так быстро, что она даже не успела вдохнуть полные легкие воздуха.
Не в силах промолвить ни слова, в то время как глаза застилали слезы, она отрицательно покачала головой, не в силах сказать ему, что тот ошибался:
– Никогда.
Она желала его до этих слов, ее тянуло к его влиянию и доминированию, которые он излучал, но сейчас ей хотелось вырваться. Впервые с первой минуты знакомства она увидела ответную улыбку Эйба. Но эта улыбка не внушала чувства спокойствия. Она кричала о том, что он понял: в ее словах не было правды. Она сказала единственное слово с честной уверенностью.
Он повернулся и направился к двери, но прежде чем выйти, остановился, оглянулся через плечо прямо на нее:
– Я буду очень разочарован, если к моему возвращению ты не съешь все это.
– И только после этого покинул комнату, оставив ее одну.
Через несколько минут она услышала шум воды в трубах, поняла, что, по всей видимости, Эйб принимал душ. Сколько сейчас времени? Неужели она находилась здесь дольше, чем несколько часов? Она предполагала, что такое возможно, ведь ее накачали транквилизаторами, но сомневалась. Скорее всего, это была та же ночь, а значит, уже было очень поздно. Бетани посмотрела на еду, почувствовав спазмы от ее вида. Она понимала, что Эйб может зайти очень далеко в своих намерениях. Речь, в данный момент, шла о выживании, а она не собиралась стать очередной жертвой… по крайней мере, не в прямом смысле этого слова. Натянув цепь еще раз, она выдохнула и заставила себя сдержать слезы. В горле пересохло, и она решила, что вода - самый безопасный вариант для нее. По крайней мере, бутылка была запечатанной. И она понимала, что ему уже не нужно было добавлять наркотик в еду. Бетани уже была его пленницей, и по его словам, он мог делать с ней все, что захочет.
Она выпила большими глотками полбутылки воды, несколько раз останавливаясь, потому что очень быстро глотала, и вытерла рот тыльной стороной ладони. Взяла тост, понюхала и повертела его в пальцах, и наконец, откусила кусочек. Съев половину тоста, она почувствовала, что тошнота отступает и начала есть творог и фрукты. Двадцать минут спустя она съела большую часть еды и допила воду, и уже не чувствовала головокружение, которое было у нее ранее.
Сейчас ей хотелось просто спать, свернуться калачиком и сделать вид, что ничего не произошло. И вслед за этими мыслями пришла другая, действительно ли ей лучше дома? Конечно, дома она не была пленницей в цепях и оковах, в натуральном смысле этого понятия, но в то же время она ею и была. Одна только мысль о вечеринках, приемах, обо всем этом аристократическом дерьме и о людях, которые делали вид, что заботились о ней, хотя на самом деле это было не так, казалась кошмаром. Но разве теперешняя ситуация не была такой же?