Егор Цыганков
Шрифт:
Перед ним в круглом зеркальце виднелся край шубы и легкая белая масочка мальчишки-пилота. В узких щелях поблескивали озорные глаза. "Шалыган какой-то, - подумал с обидой Егор.
– Наблюдаешь? Обрадовался?"
Он с трудом поймал бороду и, заправив ее за ворот овчины, сделал вид, что зевает: подумаешь, самолет, - и мы, однако, летали достаточно.
...Шли на большой высоте над просторной землей. Всюду горбатились сопки, заросшие бурой кабаньей щетиной. Река лениво покачивалась в просвете между верхним и нижним крылом. Кое-где над
На полдороге к прииску техник вдруг расщедрился и предложил Егору, докончить арбуз.
Они ели его на ветру, собирая семечки в горсти. Липкий сок тек от кисти к локтю, вызывая озноб. Техник вскоре ослаб и хотел выбросить за борт горбушку, но Егор не позволил. Он доскреб мякоть ложкой, а сок выпил из арбуза, как из чашки.
Потом они стали беседовать, крича во все горло, но не понимая друг друга.
– Что? Иркутск? Да-да... Викентий Корнилыч... Не слышу! Да-да... Четыре шурфа...
– кричал техник.
– Во-во, в девятьсот третьем... Кириллыч... Во-во! Обратно на ключ!
Егор сидел на мешке, согнув колени, удивляясь, почему ветер задувает с хвоста самолета. Вытянуть ноги мешали педали, все время качавшиеся на дне кабины. Стоило упереться в одну из них, как педаль упруго возвращалась на место, а летчик в зеркальце грозил кулаком.
Вокруг было все то же. Тайга, ленивые реки, распадки, дымки. В оранжевом воздухе кружились тончайшие ледяные иголки.
Тайга... урчание мотора... солнце... тайга... И Егор задремал.
До прииска было далеко. Егор помнил это отлично. Стерлись имена, лица, названия рек и станиц, но прочно осталось ощущение бесконечной, нестерпимо тяжкой дороги тайгой. Вьюками и на плотах добирались на ключ двадцать семь суток.
...Пролетели горное озерко, миновали угрюмый хребет Оловянный, пожарище, плюгавую реку Чижовку и вышли, наконец, к городу Удачному, где работал спутник Егора.
Городок был горный, красивый, с белыми каменными домами и садом в виде звезды. Рядом с ним, в котловане, точно овцы, теснились старые избы. А по широкой дороге к заводу шли десятки, если не сотни машин.
Егор хотел было спросить, какой продукт выпускает завод, но вовремя остерегся, вспомнив, что химия - дело секретное. Да и поздно было: сильно стреляя, самолет шел на посадку.
Техник сразу выскочил из кабины и побежал по тропинке к поселку, а Егор с наслаждением вытянул ноги и утопил нос в овчине. Он оглох, размяк от долгого шума мотора. Что ни говори, а на твердой земле спать спокойней.
– Да вы что?
– спросил пилот удивленно.
– Укачались?
– Ступай, ступай, - строго ответил Егор.
– Хочу - сплю, хочу - песню пою, мое место плацкартное.
Он так разворчался, что и слушать не хотел мальчишку-пилота, болтавшего разные глупости. Мало ли что самолет никуда не пойдет. Триста целковых заплачено! Если мотор барахло, пусть дают другую машину, хоть на руках несут
И только когда подошел толстый начальник с крылышками на рукаве и объяснил, что Егоркин ключ и город Удачный - одно и то же, старик разом стих и позволил вынуть мешок из кабины.
– Значит, Егоркина ключа теперь нет?
– спросил он тревожно.
– Значит, нет, - ответил начальник.
– Что же, кончилось золото?
– Нет, не кончилось. Вы к кому?
Улыбочки, которыми обменялись пилот и начальник, неприятно кольнули Егора. "За сезонника принимают", - подумал он с горечью, но вслух сказал нарочито важно и строго:
– Про то нам известно. К самому главному.
Пошатываясь (еще гудело в ушах), он спустился под гору и пошел вдоль заводского поселка, недоверчиво спрашивая на каждом углу:
– Это что, прииск? Егоркин ключ тут?
Пожилые отвечали утвердительно, молодежь пожимала плечами, а большинство встречало Егора либо подмигиванием, либо смехом. Рослый старик в сбившейся шапке казался пьяным, и так как ответы не сходились, тревога охватывала Егора все сильней и сильней.
Мало ли за Байкалом схожих долин и ключей. Раньше была тут гора, крутая, лобастая, до вершины заросшая кедрачом. Теперь возле дороги высились груды белого щебня.
Егор помнил: вот здесь, под увалом, стояла китайская харчевня с красным бумажным тюльпаном у входа, - ханьшу разливали прямо из жестяных контрабандных бачков. А рядом - знаменитый чуринский магазин под цинковой крышей, с ковровой дорожкой, выбегавшей в грязь навстречу старателям. Тут была площадь... Колодец... Чугунное било... Изба с голубой вывеской "Вена" и зеркалами у входа. А где же сам поселок Рассыпка - мелкоглазые избы-землянки, шалаши из корья, все щелястое, вшивое, слепленное наспех руками будущих миллионщиков?
Да был ли тут прииск? Охваченный тревогой, он шагал все быстрей и быстрей, заглядывая во дворы. Ручей... мост... Тот ли? Всюду рядами стояли белые двускатные дома-близнецы, двухэтажные бараки, палатки со стеклами. Строились здесь по-заводскому, навек, с чугунными трубами, дренажем и фундаментами. Кое-где вдоль фасадов торчали даже прутики саженцев. И солидность эта, странная для прииска, особенно смущала Егора. Он знал твердо - золотая жила что лисий хвост: вильнет, поманит и снова уйдет. Лес в Рассыпке шел больше на гробы, чем на избы.
Наконец, он нашел то, что искал. Не Рассыпку, но частичку ее - низкую черную баньку возле ручья. Теперь здесь не мылись. Во дворе лежал на козлах керосиновый бак, внутри фанерной пристройки громыхали железом, но все-таки Егор сразу узнал дом по ставням с вырезами в виде трефовых тузов. Он сам сколотил эти ставни за пять золотников рассыпного.
К нему постепенно вернулась былая уверенность. Нашелся дом, найдутся и старики, помнящие молодого Егора. Пускай, кому нравится, называют прииск Удачным. Первый лоток и первый шалаш были Егоровы. И гора Егорова, и ключ, и поселок!