Эхо далекой битвы
Шрифт:
Тристан с трудом разлепил спекшиеся губы.
— Нет, сэр.
Немного погодя он вернулся к себе, совсем позабыв о своем намерении выспаться. Ему вспомнилась первая встреча с отцом после многолетней разлуки: незнакомец в защитном костюме, лицо под прозрачным колпаком.
«Я рад, что ты вернулся, сын».
И его ответ.
«Нет, не рад».
Какой же он был упрямый! Он вспомнил, как был шокирован адмирал, когда услышал: «Скольких вам пришлось убить, чтобы стать адмиралом?» Из памяти выплыл другой эпизод: человек, устало сидевший на его кровати, предложил ему вместе
Возбуждение не давало ему сидеть на месте. Тристан принялся расхаживать по комнате. Пять шагов в одну сторону, пять в другую. Он ощущал свою беспомощность. Одиночество. Пустоту. Никогда, даже будучи заложником, ему не приходилось испытывать такого отчаяния.
Что-то скользнуло по груди под туникой. Он остановился и сжал шнурок обеими руками.
Отцовский микроридер. Подарок. Тристан не мог представить что-то другое, столь же полно выражающее натуру адмирала. Он долго держал его на ладони, рассматривал, а чувства, самые разные, сталкивались, отзываясь нарастающей болью в груди…
…Но потом эту боль захлестнул внезапно вспыхнувший гнев. Микроридер полетел на кровать.
— Ты же говорил, что всегда будешь рядом, когда мне трудно! Ты нужен мне СЕЙЧАС! Почему ты оставил меня? Зачем ты это сделал?
В дверь осторожно постучали. Тристан замер. Только сейчас до него дошло, что он кричит.
— Тристан? Это я, Керш. Можно войти?
Постояв в нерешительности несколько секунд,
юноша открыл дверь.
По выражению лица Керш было видно, что известие дошло и до нее. Девушка внимательно и сочувственно посмотрела на Тристана.
— Нам уже сказали… об адмирале… и я подумала… может быть…
Он промолчал. У него просто не было слов. Кивнул.
— Мне очень жаль.
Он опять кивнул. И снова заходил по комнате. Потом уже спокойно сказал:
— Я часто его злил, но он ни разу не показал, что недоволен мною. Даже не знаю, как ему это удавалось.
Я его боялся. Думал, что он будет стыдиться меня. И не верил, когда он говорил, что это не так. Мне казалось, что я никогда не смогу ему поверить.
Он часто повторял, что будет со мной, когда мне трудно, когда я буду в нем нуждаться. А я думал: зачем он мне? И все-таки чувствовал его присутствие. Даже на Исселе-2, совсем недавно. И вот…
Голос юноши дрогнул, в горле запершило. Смущенный, он отвернулся от Керш.
Тристан не слышал шагов, почувствовал только ее руки, обвившие его сзади. Она ничего не говорила, просто стояла, обнимая его. И он в конце концов уступил теплу ее ладоней, повернулся и тоже обнял девушку. И заплакал.
Прошло две недели. Одетый уже в форменный костюм, а не в больничную пижаму, Тристан стоял в комнате отдыха, наблюдая по головизору, как «Мерси» приближается к станции Шинчанг. С пересохшим от волнения ртом и влажными от пота ладонями, он думал о том, что никогда еще две недели не тянулись так долго.
— Тристан Середж? — У двери стояла женщина-мичман. —
Подхватив сумку, он вышел в коридор.
У переходной камеры их встретил адъютант.
— Тристан? — Он протянул юноше бумажный конверт. — Все в порядке. Мы проследуем без задержки.
Всю дорогу Тристан просидел у иллюминатора, пытаясь справиться с охватившим его волнением. В просвете облаков появился Гербрун Филд, и сердце юноши бешено заколотилось; его снова бросило в пот. Тристан вышел из шаттла, едва держась на ногах, попрощавшись с товарищами, он направился к выходу с посадочной площадки, поглядывая на небольшую толпу встречавших.
И почти сразу же он увидел мать. Она выглядела усталой, но все же попыталась улыбнуться.
— Трис! Ты вернулся! — Дарси обняла сына, потом отступила на шаг. — С тобой все в порядке? Ты так похудел… — Ее глаза неотрывно и жадно смотрели на него.
Тристану все же удалось взять себя в руки.
— У меня все хорошо, — сказал он. — Как?..
Слова застряли в горле, и вопрос остался недосказанным.
— Твой отец? — Мать сжала его руку. — Ему будет приятно узнать, что ты дома. Если не возражаешь, поедем прямо в госпиталь.
Тристан кивнул.
Молча сжав зубы и опустив голову, он слушал рассказ матери о ранах отца. И почти не заметил, что уже наступила зима и землю покрыл снег.
— Он… ты с трудом его узнаешь, — сказала Дарси. — Через несколько дней после этого инцидента ему сделали трахеотомию, чтобы облегчить дыхание, так что у него в горле трубка, пусть тебя это не удивляет.
Лухан сильно похудел. Сейчас мы уже кормим его через рот — в основном различными отварами — но из-за повреждения нервных клеток мозга мышцы лица у него вялые. Это длительный и тяжелый процесс.
Кроме того, он лишился зрения и слуха и плохо помнит то, что случилось совсем недавно. Ему дают регенераторы, и мне кажется, что это помогает. Многие ощущения уже вернулись: он почувствует, если ты возьмешь его за руку; различает тепло и холод. Лухан еще очень слаб, но уже восстанавливает контроль над двигательным аппаратом, шевелит руками и ногами. Либби полагает, что примерно через год он сможет ходить.
Дарси вздохнула.
— Вчера медики провели первую из нескольких запланированных операций по имплантации. С остальными придется повременить, так как ему нужно время, чтобы окрепнуть. Вживленные микроэлектронные имплантанты обойдут выжженные участки слуховых нервов и дадут возможность слышать, пусть и не отлично, но достаточно хорошо. Через некоторое время они сделают то же самое со зрительными нервами, чтобы восстановить зрение.
Тристан лишь кивнул — на большее у него не хватило сил.
— Доктора дали ему возможность отдохнуть после операции, так что слуховой процессор еще не активирован, — продолжала Дарси, — и лечение начнется позже. Пока мы по-прежнему общаемся с ним тактильным способом, через аппарат, но Лухан все понимает, если слова вводятся медленно.
Через несколько минут они уже шли по длинному коридору госпиталя, направляясь к палате интенсивной терапии. Предчувствуя самое худшее, Тристан сжал кулаки.