Эхо Москвы. Непридуманная история

Рябцева Леся

Т. САМСОНОВА: Конечно. И тогда мне писали много всего. И то, что я шепелявлю, и что не могу ничего сказать, и что говорю полный бред. И потом, по количеству критических комментариев…

С. БУНТМАН: Но очень много было справедливого.

Т. САМСОНОВА: Да. И все было справедливо практически.

С. БУНТМАН: Но как-то виделся, просматривался, что из этого надо что-то делать и дальше идти. Или бывает такая точка – или прекращать все, или идти дальше. Такая развилка. У тебя было такое ощущение или всегда было ощущение, что у тебя получится?

Т.

САМСОНОВА: Я вообще оптимист. Я знаю, что всему можно научиться, особенно если ты чувствуешь, что к чему-то способен. Я понимаю, что это мое. И знаю, что если я чего-то сейчас не умею, то я научусь и буду лучше всех. Это всегда сидит в голове и дает толчок для того, чтобы двигаться дальше. Моменты, когда ужасно стыдно, это когда, например, ты ведешь передачу и рассказываешь о том, в чем ты профессионал, в чем у тебя высшее образование и тебе указывают на твою ошибку или звонит слушатель и говорит: «Вот тут ты ошиблась». И тогда стыдно! Вот это самое ужасное. Не так страшно, если ты там что-нибудь промямлил, тебя не поняли, ты не отстоял свою позицию. А страшно, когда ты сказал с точностью, с уверенностью, что 2+2=4, а 2+2=5, и ты ошибся. И тебе об этом сказали.

С. БУНТМАН: Да. «Самая главная проблема, – пишет Николай Ефимович, один из обожаемых мною слушателей. Я не знаю, любишь ли ты Николая Ефимовича так, как люблю его я.

Т. САМСОНОВА: Мне кажется, что это Ваш слушатель, в моих передачах он не проявляется.

С. БУНТМАН: Николай Ефимович мастер черного юмора. «Самая главная проблема – это огромное увеличение населения на планете. Надо поменьше рожать! А вы говорите «Беби-бум»! И Ваша пустая трепотня в эфире…» Я обожаю Вас. Я думаю, что Вы выполняете эту проблему.

Т. САМСОНОВА: Давайте не пустую трепотню для Николая Ефимовича.

С. БУНТМАН: Давайте ПОЛНУЮ трепотню сейчас сделаем. Так… «Тонечка, светлый человек, возвращайся скорее на обычный график», – Вера говорит.

Т. САМСОНОВА: Скоро. Скоро кончится дачный сезон у ребенка и все будет хорошо.

С. БУНТМАН: А что такое дачный сезон?

Т. САМСОНОВА: В Москве сейчас просто невозможно находиться. Я все мечтаю переехать сюда, но с маленьким ребенком можно только на даче.

С. БУНТМАН: Что он уже умеет делать?

Т. САМСОНОВА: Слушайте… Мы что, о ребенке будем говорить? Давайте я расскажу, сколько раз я ему меняю памперсы.

С. БУНТМАН: Нет, но это же так интересно! Они же меняются каждый день, каждую неделю.

Т. САМСОНОВА: Ну, он прочитал сейчас «Критику чистого разума», пересказал мне ее.

С. БУНТМАН: Издевается над дедом! Не стыдно? Я сейчас обижусь! Мне интересно же! Знаешь, как интересно, что дети научиваются делать! Все интересно! Неужели тебе самой не интересно, Тоня?

Т. САМСОНОВА: Интересно.

С. БУНТМАН: Ты просто не хочешь об этом говорить! Просто не хочешь, да? Просто это такое свое.

Т. САМСОНОВА: Ну да. Да.

С. БУНТМАН: А мне почему-то всегда было интересно говорить, рассказывать. Часами могу говорить про детей.

Т. САМСОНОВА:

Наверное, это приходит.

С. БУНТМАН: Да нет… Всегда как-то… Часами про всех детей! И вот теперь, надеюсь, про внука буду рассказывать. Ладно! Хорошо! «Антонина, а Вы сами верите в такую науку, как социология? Ведь там такая масса сказок и столько заказов».

Т. САМСОНОВА: Спасибо Вам за этот вопрос. Я его ждала очень. Я верю в науку социологию, но, к сожалению, то, что Вы понимаете под этой наукой, ею не является, потому что есть наука, а есть то, что Вы слышите от типа ученых в средствах радиоинформации, в том числе от «Эхо Москвы». Например, мы все знаем, что такое теория относительности. Это что такое?

С. БУНТМАН: Я не уверен, что я знаю.

Т. САМСОНОВА: Это то, что все относительно. Если вы спросите человека на улице, что это такое, он скажет, что знает, что все в мире относительно. И тоже самое происходит со всеми науками и со всеми…

С. БУНТМАН: И с социологией тоже.

Т. САМСОНОВА: Да. И то, что вы видите, то, с чем я пыталась бороться в «Лукавой цифре», пока до меня не дошло. Я пыталась сделать передачу о социологии, не понимая, что в СМИ это никому на фиг не нужно. Мы имеем дело с людьми, которые выходят на улицу и задают вопросы. Эти вопросы мало чем отличаются от тех вопросов, которые ведущие «Эха» задают на голосовании. Отличаются только тем, что там хорошая выборка.

С. БУНТМАН: Только этим? Неужели то, что мы высасываем из пальцев, вопросы, ну как? Придумываем, что интересно..

Т. САМСОНОВА: Важна формулировка. Ок!

С. БУНТМАН: Достаточно простые вопросы наши…

Т. САМСОНОВА: Социологические опросы, невозможно о них судить по простым распределениям 70:30, нельзя так делать. Этим занимаются постеры. Вы хотите знать, сколько людей ответят на вопрос: «Любите ли вы Путина». – «Да, люблю». Вы узнаете. Но узнаете ли вы, сколько людей его действительно любят? Нет. Это большая проблема, и чтобы узнать это, нужно провести огромнейшее исследование. Никакие СМИ этим не занимаются.

С. БУНТМАН: Мне рассказывали поразительную вещь про настоящую социологию, знаешь, помнишь были выборы первые в Чечне? Уже после всех войн. Уже такие, странные выборы. И вот там было произведено социологическое исследование. Мне объясняли очень интересные вещи. То, что никогда в лоб не получается, это настолько интересно, когда целый комплекс вопросов, которые вроде бы не об этом, приводят к поразительным результатам.

Т. САМСОНОВА: А знаете, как это делается? Просто нужно понять, любит ли человек, скажем, колбасу, нужно понять, что такое колбаса, что такое любить колбасу, как это вообще бывает. Надо прочитать кучу вещей про колбасу, про любовь и т. д., про потребительское поведение. Потом понять, как это померить, какую сделать линейку, чтобы измерить любовь к колбасе. Этому учат много лет. А задавать вопросы – это тоже большая наука, но это другая наука и к социологии не имеет никакого отношения. Это прикладная вещь.