Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
Ну вот случилось так, что японцы нанесли удар по юго-восточной Азии и перестали нам угрожать. Тогда наши военачальники сняли забайкальские дивизии и бросили под Москву. А к тому же немцев донимали наши тридцати-сорокаградусные морозы, и они засели, выдохлись. И турки — цурик (zur"uck), назад.
Тогда нас обратно оттуда переводят в Абхазию, не в Тбилиси, а — через горы, через перевалы и туннель под Кавказским хребтом — на черноморское побережье, в Абхазию. Мы побывали в Сухуми, Батуми, в городе Зугдиди, потом из Зугдиди нас перевезли в Очемчири, из Очемчири — в порт Поти».
Как видим, 336-я
На момент присоединения к обороне Севастополя в дивизии числилось 10 799 человек, из них: 819 — начсостава, 691 — младшего комсостава, 9 289 — рядового состава. Национальный состав дивизии состоял из 29-ти национальностей, распределившихся следующим образом:
Русских – 1 071,
Украинцев – 1 575,
Белорусов – 25,
Грузин – 2 994,
Азербайджанцев – 2 295,
Армян – 1 655,
Лезгин – 634 человека.
Остальные были аварцы, осетины, и т.д. Как видно, кавказский элемент тут подавляюще преобладал.
Продолжим рассказ Бориса Павловича.
«28 декабря 1941 года нас погрузили на теплоход «Абхазия», огромнейший теплоход, но уже оборудованный по-военному, вооруженный пушками, зенитками... И отправили, не говоря куда. Оказалось, что повезли нас на Севастополь, морем»[18].
В последний день 1941 года, а именно 31 декабря, в главную базу Севастополя вошел транспорт с подкреплением живой силой для его обороны. Время было около полуночи. Этот транспорт встречал эсминец «Безупречный» — для проводки на место. Вот так и был доставлен 772-й стрелковый полк 386-й стрелковой дивизии, а вместе с ним и Борис Павлович, в котел под Севастополь. Обстановка под Севастополем приближалась к тому состоянию, которое называют критическим.
Под гул недалекого боя прибывшие полки выгрузились под Сапун-горой и у Максимовой дачи.
Рассказы Бориса Павловича подтверждает маршал Крылов, который вспоминает: «В Севастополь прибывала еще одна дивизия, выделенная нам Кавказским (так стал называться бывший Закавказский) фронтом, — 386-я стрелковая. Ее полки выгружались с судов под гул недалекого боя и сосредоточивались под Сапун-горой и у Максимовой дачи. Дивизией командовал полковник Николай Филиппович Скутельник. При знакомстве выяснилось, что он из красных конников гражданской войны, служил в бригаде Котовского. Вроде бы армия получала как раз ко времени тот резерв, который поможет отбросить противника до прежних границ севастопольского плацдарма.
Однако мы остереглись с ходу вводить в бой дивизию не только необстрелянную, но и, как оказалось, недостаточно сколоченную и обученную и слабовато вооруженную».
Оборона Севастополя
Я изучал неровности Земли —
Горизонтали на километровке.
Придавленный огнем артподготовки,
Я носом их пропахивал в пыли.
Я пулемет на гору поднимал.
Ее
Последний шаг. И все. И околеешь.
А все-таки мы взяли перевал.
Ион Деген
Город русской славы
«Поехали... Как раз, когда мы вышли из Поти, заходило солнышко и стелило по воде длинные сверкающие полосы. Народу на транспорте было так много, что повернуться негде, кругом — теснота.
Шли мы 29-го, 30-го, и только 31-го в полночь, под самый Новый 1942 год, прибыли в Севастополь. Доезжаем до Севастополя, громы раздаются — пушки стреляют. Ну, поняли, что уже недалеко фронт. На душе всю дорогу было тревожно, а тут стало еще тревожнее — многие из нас знали, что такое война, были обстреляны. А другим только предстояло впервые сражаться, воевать. Но нам даже во сне привидеться не могло то пекло, которое мы там застали.
Севастополь быв в полукольце, в подкове: с 3-х сторон немцы, с 4-й — море. Длина фронта, откуда на нас дули ветры с шумами и запахами гари, 40 км. Сам город, он небольшой.
Итак, ночью ми зашли в порт. Началась выгрузка, нас тут же, на берегу, разводят по местам, чтобы мы стояли организовано. А людей было битком набито, как селедок в бочке. Из-за этого выгрузка была долгой, тяжелой. Короче, на рассвете я уже был на тверди. А тут стоят 2 крейсера — «Ташкент» и «Ворошилов» — повернули свои главные калибры на берег — бьют куда-то по немецким позициям и прикрывают нашу высадку. Ну, так вроде».
— Если мне с такими подробностями рассказывать, так я полгода буду говорить, — возмущается Борис Павлович тем, что слушатели просят его не упускать деталей и тонкостей, объяснять военную специфику и четче произносить слова.
— А куда нам спешить? У нас в запасе все оставшееся время... — с успокаивающей улыбкой говорит его младшая дочь, хотя и знает, что оставшееся время каждому отмерено отдельно.
«Ну начали мы привыкать да присматриваться...
Смотрим, тут люди ходят, тесно прижимаясь к стенам, и весь Севастополь изрыт окопами. А еще поминутно воют сирены. К тому же тут в 40-ка км — Кача, Качинский аэродром и Качинское военное училище, которое летчиков готовило. Эти заведения и объекты знамениты тем, что тут сын Сталина учился летному делу. Но немцы уже заняли это хозяйство, расположились со своим барахлом. Конечно, сделали там аэродром. И вот как они заводят моторы, как только самолеты готовятся к взлету, так сразу в Севастополе полно грохота и воя — над морем же хорошая слышимость.
Едва нас успели вооружить, как через 2 минуты над Севастополем, над нами появились «мессеры», словно они, гады, подсматривали за нами. И люди начали привычно падать в окопы и бежать в убежища.
А нас же много, масса! Куда деваться? Там мы между домами рассредоточились, в развалинах попрятались и день кое-как пережили. Дожили до вечера.
С наступлением сумерек на меня начала наседать тоска, какая всегда одолевает человека на новом месте, особенно если он не стремился на него попасть. Появилось резкое, какое-то обнаженное ощущение конечности бытия — все вокруг временно и конечно, и прежде всего люди. Все когда-то кончается...