Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
И хотя ночь была безопаснее, мне не хотелось расставаться с дневным светом, хотелось смотреть и смотреть на ясное небо и на горизонты, такие отличные от степных. Но этот день приближался к своему завершению и ничто не могло этому помешать. Все в мире было бессильно перед этим грандиозным явлением! Свет медленно угасал на моих глазах, вызывая во мне сожаления, которые ровно ничего тут не значили.
Таким был мой первый день 1942 года.
Не помню, как бывало со мной раньше, до всей закавказской эпопеи, насыщенной событиями и впечатлениями, но тут я вздохнул и подумал: “Слава богу, еще один день прожит”. Это было что-то новое для меня.
Ну а когда стало темнеть, нас собрали вместе и повели под Балаклаву, это в 15-ти км от города. Там и теперь располагается база подводных лодок. Ну, перевели нас.
И опять же, это потом мы узнали, куда прибыли, а сразу шли в полной неизвестности. Куда нас ведут, зачем — никто не говорил. Балаклава или клава... — кто тебе там скажет. Тревожная ночь, полная неопределенность, отовсюду угрожает опасность. Привели. Оказалось, что мы — подменная дивизия, мы сменили прежних защитников Севастополя. Те покинули боевые позиции, а мы заняли. Значит, все — прибыли на место. Одна радость, что окапываться пришлось не с нуля.
Ночь прошла хлопотно, почти без сна. Но и в те короткие часы, когда можно было отдохнуть, мысли, посетившие меня после высадки с транспорта, продолжали будоражить ум. Думалось приблизительно такое: “Дождаться бы утра... А там, в новом дне, дожить бы до вечера...” И вдруг я понял, что во мне, во всем организме, происходит какая-то глубинная перестройка, вызванная все теми же новыми ощущениями временности и конечности человеческой жизни. Понимаешь, я больше не ставил себе дальние цели, не думал о будущем! Я не жил завтрашним днем...
Ход событий так мало зависел от меня лично, что планировать далеко вперед было бессмысленно, этого просто не требовала обстановка. На фронте надо было по-другому обозревать время, без размаха, короткими перебежками.
Конечно, когда-то я должен был перейти от мирного ритма жизни к военному, боевому. И вот я научился воспринимать войну не как досадную помеху планам, которую я сейчас быстро устраню, и побегу дальше делать более важные дела. Нет, я начал воспринимать ее как свое основное дело, продолжительное. Я настроился на долгое терпение и не ждал больше, что война скоро закончится.
С тех пор я не думал ни о чем, чего не было рядом. Я понимал одно: моя основная задача — бить немцев, и на это должны уходить мои силы, воображение и ум. Наверное, это трудно представить тем, кто не был на войне...
А потом мне пришлось побывать на разных участках Севастопольского фронта».
Севастополь — город-герой. Однако города становятся героями лишь тогда, когда их защищают герои.
Борису Павловичу выпала миссия защищать Севастополь в период подготовки к третьему на него натиску, самому страшному и трагическому. И это был знак судьбы, испытывавшей Бориса Павловича на героизм, выносливость, стойкость и находчивость, ибо в истории Великой Отечественной войны оборона Севастополя занимает особое место. Эпопея эта длилась 250 дней! Клочок земли, окруженный с суши, блокированный с моря, находящийся под ударами с воздуха, благодаря советским воинам восемь месяцев храбро стоял против многократно более сильного противника. Уничтожая немецкие танки и самолеты, беспощадно сокращая живую силу врага, защитники легендарного морского города показали миру примеры мужества, непоколебимости и высокой преданности долгу.
Доблестные качества, проявленные ими под Севастополем, в дальнейшем служили мерилом верности Родине и воинской присяге, примером для всех, кто честно и искренне ненавидел фашистских варваров, кто хотел счастья людям и лютой смерти насильникам, поджигателям и убийцам из алчного буржуазного лагеря. Так было во времена войны, так есть и теперь — слава тех, кто отстоял «город русских моряков», не померкла, а только ярче разгорается.
Севастополь защищали простые скромные советские люди, горячо любившие свое Отечество и ненавидевшие врага, — солдаты и моряки, командиры и политработники, крестьяне, рабочие, интеллигенция и даже дети. Каждый нашел свое место в этой борьбе. Упорно и самоотверженно они делали свое дело — без бахвальства и показного суперменства, присущего англосаксам. Каждый человек дорожит своей жизнью, но под Севастополем, в обстановке напряженных боев, у советских людей появилась привычка к смертельной опасности. И когда приходилось погибать, они вели себя сурово и просто. Друзья и боевые товарищи убитых, преисполненные скорби, занимали их места, продолжали драться и истреблять врага.
Немилосердной и тяжелой была обстановка войны, но она не сломила высокий моральный дух русского человека, а только закалила весь советский народ, сделала сильнее и упрямее. Да, Севастополь не выстоял, но дорого достался он врагу. На подступах к Севастополю фашист потерял убитыми сотни тысяч своих вояк, сотни самолетов, танков, орудий. Вся эта мощь была перемолота и уничтожена защитниками Севастополя, она перестала нести смерть и угрожать другим населенным пунктам нашей страны.
Штурмы Севастополя шли один за другим. Но чего стоил врагу вход в Севастополь, хорошо видно из того, что после провалившегося первого штурма, предпринятого в декабре, специальные отряды военно-полевой жандармерии и эсэсовцев отобрали шинели поголовно у всех солдат, обещая вернуть их после взятия морской крепости, запланированного на 21 декабря. Верные суевериям, фашисты и тут привязались к дню зимнего солнцеворота, полагая, что эта магия им поможет. На рассвете 21 декабря солдатам выдали только по одному куску хлеба. Остальную часть суточного довольствия обещали выдать уже в Севастополе.
Н. И. Крылов в уже упоминавшейся книге пишет: «Из двух секторов сообщили, что немецкие солдаты — этого в декабре еще не бывало — идут в атаку без шинелей, в одних мундирчиках. Мороз ослабел, но все же форма была не по погоде. Когда несколько полузамерзших немцев сдались в плен, мы узнали, что шинели у них отобрали перед атакой, причем было сказано: "Получите в Севастополе". В Севастополе обещали и обед».
В румынских батальонах немцы поступали еще более бесцеремонно. Они отобрали у солдат даже сапоги, тоже обещая вернуть в Севастополе.
Севастополь — это морская крепость. С суши он не был защищен — тем величественнее слава тех, кто в боевой обстановке именно на суше создал линию защиты и стоял на ней грудью против более сильного захватчика.
Многие защитники воспринимали Севастополь через призму его исторической славы, стараясь не умалить ее, а приумножить. Например, Нина Онилова, пулеметчица Чапаевской дивизии, писала так: «Слава русского народа — Севастополь! Храбрость русского народа — Севастополь! Севастополь — это характер русского советского человека, стиль его души. Советский Севастополь — это героическая и прекрасная поэма Великой Отечественной войны».
Так воспринимал этот город и Борис Павлович, гордясь своим участием в его защите. Вот что впитал он в себя. Вот где прошел он школу изворотливости, военной маневренности и выживания, школу мужества, вот какими подвигами был закален! Надо понимать, что после такой выучки человек дорогого стоил.
Попав под Севастополь, Борис Павлович, сухопутный человек, многое видел впервые, многому удивлялся и все-все запоминал. Мимолетные картинки, подмеченные между боями, врезались в память. Описывая тот период жизни, Борис Павлович часто рассказывал о них.