Эхо войны.

Шумилова Ольга Александровна

— Вы этого не сделаете, — он говорит уверенно, другое дело, что я ему не верю.

— Я? Сделаю, почему нет. И меня даже не особенно будет мучить совесть. Другое дело, что крайние меры никогда не вызывали у меня особого восторга. Мне, видишь ли, совсем не улыбается заиметь огромную кучу дерьма в своей жизни из–за того, что едва знакомый парень где–то чего–то не сказал вовремя. Ничего личного, но жизнь у нас такая… жестокая. Поэтому лучше я проверю, или увижу, как тебя убьет сработавший блок, чем вся эта гипотетическая куча дерьма свалится на нас прямо здесь.

Молчание.

— А вы ведь действительно сделаете это, — наконец проговорил

он, удивленно и немного растерянно. — Вы же ватар, как вы можете?…

— Я служила в Корпусе. Моя покровительница из Звезды — Смерть. Сам подумай — ну какой из меня вообще справедливый судия, защитник слабых и угнетенных? Смерть дает знания, как отвести человека от края, дает виденье истинной сути происходящего. Чего она не дает — так это милосердия. Это к Отшельнику — он маг Жизни.

Все это верно от первого до последнего слова, кроме, конечно, того, что даже вся шкурка парня вместе с потрохами и пресловутой кучей дерьма не стоит неприметного камешка, который стоил треть Развалин тогда, когда достался основателю моего рода. Сейчас он бесценен, окончательно и бесповоротно.

— Ладно, подавитесь. Да, был блок.

— Ясно, — я качнула носком сапога и, секунду помедлив, добавила: — А позволь–ка спросить, не «динамо» ли он случайно?

— Не знаю. Может быть, — Лаппо угрюмо поджал губы, наблюдая за моим сапогом, и, не поднимая глаз, обронил: — Думаю, да.

— Хорошо. Очень хорошо, — я удовлетворенно улыбнулась. «Динамо» — это показатель. Весьма серьезный показатель очень серьезной организации и очень серьезных секретов. От «стазиса» он отличался тем, что реагировал не только на попытку взлома, но и на произнесение носителем слов–ключей, и для контроля объекта был гораздо более эффективен. Пора посмотреть правде в глаза: никаким переводом в другую тюрьму и даже в мифический «спецраспределитель» здесь и не пахло. Отделение, где я когда–то служила, одно время часто приставляли к инспекторам тюрем в качестве охраны. Охрану вместе с обслугой считают за глухих — и о том, что заключенных на каторге, где потери легко списать, сдают в качестве подопытного материала подпольным частным или сверхсекретным правительственным лабораториям, я узнала уже через полгода. Вопрос только, не представляет ли он из себя теперь бомбу замедленного действия особо поганой разновидности…

Лаппо внимательно посмотрел мне в лицо и констатировал:

— Вы блефовали.

— Ес–тест–вен–но. «Фокус» — слишком дорогая штука.

— Я не об этом.

— Видишь ли, многое под этими небесами относительно — так же, как и блеф. Думать, что кто–то чего–то не сделает никогда — опасное заблуждение. Сделает, поверь мне. Нужен лишь стимул и точка кипения. И вот тогда трехсотлетняя старушка голыми руками опрокидывает грузовой локомотив, несущийся на любимого правнука. Так что… — я качнула ногой в последний раз. — Твое положение таково, что не стоит соваться под локомотив ради проверки. Даже если бабушка околачивается поблизости — в чем я лично сомневаюсь.

Он помолчал, глядя в сторону. Понимает, о чем говорю. И знает, что я права.

— А… фарра… — начал он неуверенно. — Как же мы будем… теперь… Связист ведь остался на дайре.

Я тоже понимала, о чем он. И тоже знала, что он прав.

— Никак. Не знаю, — я отвела глаза. — Держись, сколько можешь. Когда совсем худо станет, говори, посмотрим. Будешь тянуть без разрешения — убью.

И я отнюдь не шутила.

Мы, вампиры, за те полторы недели, пока приходилось довольствоваться

слабыми эмоциями лежащего без сознания, ослабли. Но то, что грозит нам сейчас… И нельзя, нельзя тянуть энергию из тех, кто остался — хотя бы потому, что они и так слабы, а мы не можем себе позволить потерять ни солдата, на техника, ни мага. Никого. А вот потерять себя — вполне. Лаппо не нужен для выживания группы. Я — тоже.

— Орие!

Крик, такой четкий и ясный из–за звенящего, как хрусталь, воздуха гор, заставил меня повернуться. Тайл стоял, распрямившись во весь рост, и махал руками.

Я снялась с места и ушла, не попрощавшись.

Не сговариваясь, здесь мы все перестали прощаться. Оборвавшийся на полуслове разговор стал хорошей приметой. Полувзгляды, полуфразы, размышления вслух о планах на многие годы вперед — мы вели себя так, будто всегда будет время для продолжения.

Хотелось верить, что мы доживем до других примет.

Тайл ждал меня, раскрасневшийся, дышащий, как после бега.

— Орие, я не смогу. Я не смогу открыть эту бесами проклятую дверь! Она меня не пускает!

— Как — не пускает?… — проговорила я, обводя взглядом дверной паз по периметру. Слева зияла щель в три пальца шириной. — Но ты же…

— Я растопил горелкой намерзший лед со щели, которая была, только и всего! Она поддалась на полпальца и заклинила. И это — электроника?! Тут вся подводка наружу — а она стоит как влитая, будто ее с той стороны держит толпа бесов из преисподней!

— Горелка, говоришь?… — невпопад пробормотала я и крикнула: — Коэни!!!

Маг прибежал едва ли не быстрее, чем я позвала, едва касаясь ногами сугробов. Глаза в золотистых искорках посмотрели на меня. На дверь. Снова на меня.

— Фарра, я не умею вызывать огонь.

— Плохо, — я задумалась. — Вся наша дистанционная автоматика слишком велика для такой щели. А… скальник может пролезть внутрь?

— Не знаю, — Коэни растерялся и посмотрел куда–то вверх. — Надо попробовать.

Нам на головы посыпался снег. Растопырив короткие когтистые лапы, с верхней площадки корабля скользило на брюхе вниз нечто змееобразное. Не удержавшись на обледеневшей обшивке, скальник шмякнулся мне под ноги и громко чихнул, взметнув облачко снежинок. Поднял большие желтые глаза на мага, и мгновенье спустя его тело снова пришло в движение, скользнув к приоткрытой двери.

В щель просочилось уже нечто широкое, плоское и бесконечно длинное.

Коэни стоял на месте, прикрыв глаза и едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону. Мы ждали.

— Там ничего нет.

— Ну естественно, — пробормотал Тайл.

— Что будем делать? — я наклонилась к щели и заглянула внутрь. Широкий нос с шумом выдохнул мне в лицо, ткнувшись в щель с противоположной стороны. Я резко отпрянула и ругнулась. Нос сменился удивленно хлопающим желтым глазом. Я постучала по гулко звякнувшей двери, и скальник сорвался с места, ускакав куда–то вглубь корабля. Повернулась к Тайлу: — Ты специалист, тебе решать.

— Я начинаю всерьез думать, что распаковать это сможет только взрывчатка, потому что резак этот сплав не берет, — раздраженно бросил он.

— Гм.

Внутри что–то упало и покатилось с нарастающим грохотом. Я приложила ухо к щели, подумала, и запустила внутрь пальцы, ощупывая кромки двери и пазов изнутри.

— Там нет сенсоров. И кнопок нет. Я проверял.

Узкая щель мешала забраться далеко, и я уперлась в край двери ладонью, пытаясь просунуть руку поглубже.

И тут дверь поехала.