Эхо войны.
Шрифт:
Я потянулась к секции с оружием. «Режуще–колющее» рассредоточилось в многочисленных ножнах и тайниках тяжелой брони. Парализатор и основной ствол легко вошли в кобуры — на бедре и за спиной.
Так. Вроде все…
Я сдернула с полки шлем и застыла навытяжку рядом со шкафчиком. Сержант едва уловимо кивнул, продолжая смотреть на таймер.
Не скажу, что оказалась в первых рядах, но прошло еще достаточно много времени, пока матово–черный строй в полном составе выстроился по периметру раздевалки.
Сержант наконец оторвал взгляд от циферблата. И громко объявил
Гробовая тишина.
— Ну что, сказать–то и нечего? — он обвел прищуренными глазами отрядную. — Вы у меня либо набираете форму по команде «бегом», либо я лично закопаю ваши обленившиеся тушки в овраге! И, представьте себе, фарры, даже не всплакну над могилками. Отмена учебной тревоги! Все возвращаются на места!
— До очередной тревоги. Вахты через две–три, — проворчали справа от меня, когда строй наконец сообразил, что можно расслабиться. Лай рывком открыл шкафчик, швырнул шлем на полку и с чувством сказал: — О боги, ну зачем я пошел в десант!
— Затем, что тебя не взяли в пилоты, — проворчала Тикки, снимая перчатки. — Бездна, Лай, как ты всех достал своим нытьем. Куда уж более непыльная работенка — маленький провинциальный форт, маленькое отделение силовиков. Тебя даже элитой считают на фоне обычных солдат. Чего тебе еще надо?
— Небо! — огрызнулся он.
— Корабль ему нужен, — сухо заметила я. — И «блеск далеких звезд и славы…»
— Тебе хорошо — у тебя есть лицензия пилота!
— Кто тебе учиться не давал? — я повернулась к своему шкафчику, неторопливо расстегивая, снимая и раскладывая все по местам. Лая в престижное по меркам обывателей подразделение в свое время отправили родители — по каким–то своим, политическим, мотивам. Об этом знали все и не слишком зубоскалили на эту тему только потому, что у доброй половины моих сослуживцев были на поступление сюда особые причины. Это на Деррин мы ведем спокойную, сытую и беспроблемную жизнь. Те же, что ближе к Центру, умирают гораздо чаще обычных солдат.
— … и зачем пилотировать непременно самому, не пойму — придется волосы остричь. Будешь на каторжника похож, — Тикки все еще продолжала лениво подкалывать Лая. На последней фразе ее взгляд скользнул на меня. — Ой, прости, Орие. Я не тебя имела в виду.
— Ну спасибо. Я вообще–то слишком давно не садилась за консоль, чтобы быть похожей на каторжника, — я машинально глянула в зеркало на дверце шкафчика Тикки. Волосы и волосы. И уже вполне потянут на короткую стрижку, если остальное остричь. Другое дело, что мне по должности положено выделяться из толпы. Не вышли мастью (а на Деррин в последние годы стали преобладать именно северяне, южане как–то сдали позиции), так возьмем оригинальностью стрижки.
Я достала расческу и с внезапным азартом провела по волосам, заставляя короткие пряди на правой стороне головы встать дыбом и смешаться с длинными волосами на левой стороне. Тщательно опрыскав получившийся кошмар парикмахера закрепителем, я удовлетворенно оглядела себя в зеркало. Обязательно надо будет продефилировать в таком виде мимо коменданта. Ему полезно.
— Ты похожа на взбесившуюся снежинку, — прокомментировал
Нет, моя прическа определенно будет иметь успех.
Я хмыкнула в ответ и начала стаскивать куртку. Именно этот момент сержант выбрал для весьма ехидного и дьявольски довольного заявления:
— Должен вам напомнить, фарры, что состояние повышенной готовности предусматривает строго определенный минимум амуниции, обязательный к постоянному ношению. Так что на вашем месте я бы не стал снимать ни «пузырь», ни «чешую».
Я знала, знала, что этим и кончится. Судя по взглядам, которыми обменивались сослуживцы, они испытывали по этому поводу еще меньше восторга. Таскать на себе несколько месяцев без малейшей на то необходимости (кроме устава) всю эту сбрую — что может быть очаровательнее?
Через полчаса в раздевалке стало потише — большинство поспешило одеться и убежать по своим делам, пока на это еще была возможность. Я же все еще пыталась уложить кобуры так, чтобы при доставании они не спутывались ремнями. В конце концов встала на лавку, выгребла с полки все и даже смахнула пыль рукавом. Маленький пластиковый квадратик вдруг выпорхнул из–под моей руки и спланировал на пол.
Заинтригованная, я спустилась с лавки и подняла его.
Фотография. Ну надо же. Очень–очень старая.
А лицо на ней еще совсем молодое. Мужчина, самый обыкновенный — темные короткие волосы, темные глаза — типичный южанин. Форма силовых войск с нашивками лейтенанта и выправка военного.
— Что, мужем любуешься? — кисло поинтересовался Лай, пытаясь пригладить перед тиккиным зеркалом крупно вьющиеся кудри.
— Вроде того, — я пожала плечами, и пластиковый квадратик отправился в утилизатор. — В столовой что–нибудь приличное сегодня есть?
— Ага. Ребрышки и филе горных ящеров с гарниром. И пироги вроде бы какие–то стряпали.
— Лучше уж пироги, чем ребрышки, — заметила я и пошла к выходу.
И почему все так уверены, что я пошла в армию за мужем?… Все гораздо проще — я ушла в армию от него.
Глава третья.
— В доме чародея вечно что–нибудь да выходит, — с чувством сказал Кальцифер.
Атка вбежала ко мне вечером, принеся вести, от последствий которых форт оправлялся еще долго.
— Тетя, тетя, мы с Римсом там такое… Ой, папа… — слова летели впереди нее плотной завесой, явно мешающей зрению, поскольку отца Атка заметила, только споткнувшись о его ботинок.
— Римс? — Ремо со странным выражением лица приподнял одну бровь и попытался встать с моей кровати, на которой просидел последние полчаса.
Я с чувством наступила Ремо на второй ботинок. Врач резко сел обратно, внимательно посмотрев на дочь.
— То есть, Олли мне сказала, что Римс ей сказал, что они с… — залепетала девочка, пятясь к выходу из казармы.