Эхо времен
Шрифт:
Саба вздохнула и спустилась к учебной аудитории, где обнаружила Жота. Её наставник, чешуйки которого теперь приняли обычный песочный цвет, расхаживал из угла в угол.
Как обычно, он начал с предисловия.
— У всех народов в головном мозге есть участок, в котором соединяются между собой органы чувств, где зарождаются чувства, — сказал Жот.
Женщина кивнула. Новое направление занятий её немного удивило. Значит, сегодня они не будут работать с компьютером?
— Мы поговорим о зрении, — продолжал Жот, и Мариам в который раз уже показалось, что он читает
На этот вопрос Саба ответить могла, потому в своё время, пытаясь постичь тайну универсального воздействия музыки на людей, изучала неврологию.
— Зрительная область головного мозга.
— А если в этой области нарушения, то зрение пропадает, верно?
Профессор кивнула.
— Ты понимаешь 00000?
Жот заливистой трелью произнёс очень сложную фразу.
«Зрение отсутствует, но тело подтверждает восприятие?»
Саба озадаченно покачала головой. В висках пульсировала боль, в сознании мелькали цвета и даже вкусы. Она отбросила все это как не имеющее отношения к делу и попыталась ухватить смысл слов, сопровождавших эту смесь ощущений.
— Зрение слепых! — воскликнула она. — Слепые лишены зрения, они не могут видеть, но способны порой оценить форму предметов.
— Верно! Это характерно для всех разумных существ с поражением головного мозга. Но они не доверяют своему восприятию, не верят тому, что воспринимают, и называют это догадками, — продолжал Жот. Таким взволнованным Мариам его ещё никогда не видела.
— Это с ними происходит потому, что они не испытывают чувств, с помощью которых они могли бы проверить верность восприятия.
Саба недолго радовалась тому, что так хорошо поняла учителя.
«Почему мы заговорили о зрении слепых?» — гадала она.
Слабость нахлынула волной, у женщины закружилась голова, и она покачнулась на стуле.
— Ещё совсем немного, — проговорил наставник. Так он впервые выразил сочувствие к её состоянию.
— Прошу прощения, — отозвалась музыковед. — Оказывается, я проголодалась.
Она с вожделением представила себе голубоватый сырный пудинг, который часто подавали в столовой, и у неё заурчало в животе. По тому, как это блюдо действовало на её организм, Мариам предполагала что это белок в чистом виде.
— Поговорим, потом поедим, — сказал Жот. — У твоего народа есть легенды о тех, кто способен видеть будущее? — спросил он.
— Есть. Это случается очень редко, и полагаться на такие предсказания нельзя.
— Не более чем на зрение слепцов, — заметил учитель и вильнул длинным хвостом, накрытым подолом балахона. При этом в сознании музыковеда снова замелькали цвета, головокружение размыло границы поля зрения. Она зажмурилась и сосредоточилась на словах наставника.
— Точно так же мы, живущие во времени, не имеем органа чувств, предназначенного для восприятия времени, и потому никакие ощущения не связывают нас с восприятием времени. Понимаешь?
— Я… Я…
Саба запнулась. Снова навалились слабость и головокружение. Борясь с ним, она открыла глаза. Глаза защипало. У неё снова повысилась температура — так быстро.
— Думай, слушай, ощущай на вкус, — сказал учитель. — А теперь мы поедим.
«Вкус. Поесть».
Казалось, все слова теперь связаны между собой каким-то внутренним значением. Женщина попыталась постичь эту связь, но слабость не позволила, и она с благодарностью последовала за Жотом в столовую, где они сели завтракать вместе с остальными обитателями Дома знаний.
Рассвет посеребрил собирающиеся тучи, когда Росс выбрался из станции подземки, которой пользовались джекки, и побежал трусцой к нурайлскому общежитию. Теперь, когда его приключение закончилось, он чувствовал себя несколько потерянно. Мужчина ощущал волнение оттого, что начал действовать, к нему примешивалось чувство вины. Мердок понимал, что должен был выйти на связь. Жена будет сердиться. И она имела на это полное право.
Однако рациональное отношение к собственной вине не утешало, а перспектива скандала не радовала.
Когда он поравнялся со зданием общежития, некоторые из тех существ, которые тоже там жили, уже покидали свои комнаты и направлялись по своим делам. Росс, лавируя между ними, быстро поднялся вверх по пандусу. Искушения сразу отправиться на работу у него не было. Он решил, что уж лучше сразу предстать перед разгневанной супругой и побыстрее покончить со всем этим.
Он подошёл к комнате и открыл дверь.
Мердок не представлял, что может ожидать его за дверью, кроме разгневанной супруги. А увидел он Эвелин и Гордона, сидевших на полу по-турецки и увлечённо трудившихся при помощи своих ноутбуков. Рядом с ними на полу была разложена еда. Росс увидел голубоватую массу, на вкус чем-то напоминавшую пирожок с сыром, и сглотнул слюну. Ему вдруг жутко захотелось есть.
У него, однако, хватило сил оторвать взгляд от еды и посмотреть в карие глаза жены. Мердок встретился с её пристальным взглядом и увидел, что она… усмехается.
— Ну, — сказала женщина, — поскольку ты меня с собой не взял, как насчёт подробного отчёта?
— Конечно, — отозвался Росс. — А ты разве не злишься? То есть… если злишься, то имеешь право…
Эш едва заметно улыбнулся и промолчал.
Эвелин сказала:
— О, как только я удостоверилась в том, что с тобой все в порядке, то сразу перестала злиться.
— Что? — изумился Мердок.
Уголки губ Риордан раздвинулись шире.
— Михаил проводил меня к пещерам джекков, и я туда хорошенько заглянула — но не более того.
Росс шумно и медленно выдохнул:
— Ты…
— Я прогулялась, чтобы убедиться, что с тобой все в норме, — медленно, с расстановкой произнесла Эвелин. — Не сомневаюсь, ты бы поступил точно так же, если бы на приключения потянуло меня. Нам надо поговорить об этом, но позже. Сейчас всем пора на работу. Садись, позавтракай. Насколько я понимаю, джекки тебя не кормили?