Екатерина Фурцева. Любимый министр
Шрифт:
Когда Солженицын закончил свой «Август четырнадцатого», Слава посоветовал ему не отдавать его сразу на Запад.
— Ты должен известить сначала все советские издательства, что закончил роман.
— Да ведь не будут печатать — рукопись только истреплют.
— А ты не давай рукопись, разошли письма во все редакции с извещением, что закончил роман, — напиши, на какую тему, пусть они официально тебе откажут, тогда ты сможешь считать себя вправе отдать рукопись за границу.
Солженицын послушал его совета — написал в семь издательств, ни
Тогда Слава попросил у Александра Исаевича один экземпляр и решил сам пробивать дорогу…
Сначала он позвонил в ЦК, секретарю по идеологии Демичеву. Тот был рад звонку, спросил о здоровье, приглашал зайти.
— С удовольствием зайду, Петр Нилыч. Мне нужно вам кое-что передать. Вы, конечно, знаете, что на нашей даче живет Солженицын. Он сейчас закончил исторический роман «Август четырнадцатого»…
— Да? В первый раз слышу.
И голос уже совсем другой, холодно-официальный. Слава же с энтузиазмом продолжает:
— Я прочитал роман, Петр Нилыч. Это грандиозно! Уверен, что, если вы прочтете, вам понравится.
Наступившая затем пауза несколько привела его в чувство.
— Вы меня слышите, Петр Нилыч?
— Да, я вас слушаю…
— Так я через полчаса привезу вам книгу.
— Нет, не привозите, у меня сейчас нет времени ее читать.
— Так, может, кто-нибудь из ваших секретарей прочтет?
— Нет, и у них не будет времени.
Ростропович понял, что разговор окончен.
Не беда! И Слава позвонил Фурцевой. Наученный предыдущим телефонным разговором с Демичевым, к Катерине решил явиться собственной персоной, о чем и сообщил ее секретарше. Встретила его Екатерина Алексеевна, как мать родная:
— Славочка, как я рада вас видеть! Как поживаете? Что Галя, дети?
— Спасибо, Екатерина Алексеевна, все хорошо, все здоровы.
— А «этот-то» все так и живет у вас на даче?
В разговоре она никогда не называла Солженицына по имени, а только всегда — «этот».
— Конечно, куда же ему деваться? Квартиры нет, не в лесу же ему жить. Вы бы похлопотали за него, чтобы квартиру ему в Москве дали… Самое главное, что он здоров, много работает и только что закончил новую книгу, — с радостью сообщил Ростропович, надеясь на лице собеседницы увидеть счастливое выражение от услышанной новости.
— Что-о-о? Новую книгу? О чем еще? — в ужасе закричала она.
— Не волнуйтесь, Екатерина Алексеевна, книга историческая про войну 14-го года, которая еще до революции была, — спешил сообщить ей Слава, думая, что от страха она перепутает все исторические даты. — Я принес ее с собой, она в этом пакете. Вы обязательно должны ее прочитать. Уверен, что вам очень понравится.
И он хотел положить рукопись на стол.
Тут уж Катя, забыв свою министерскую стать и свою вальяжность, просто по-бабьи завизжала:
— Не-е-е-т! Не кладите ее на стол!!! Немедленно заберите! Имейте в виду, что я ее не видела!
…Так закончилась вторая Славина попытка с книгой Солженицына. Долго он еще ходил с ней, как коробейник, по разным инстанциям.
После этого Слава вернул рукопись Солженицыну:
— Конец. Ничего не вышло, Саня. Отправляй ее на Запад.
…У меня плыли красные круги перед глазами. Я не заметила, как комната опустилась вниз. Чуть не падая от пережитого, я стояла в кулисе. Кто-то коснулся моего плеча:
— Галя, что с тобой? Успокойся! Ведь счастье, что вас уже давно в тюрьму не посадили…
…Едва пришла домой — звонит Фурцева:
— Галина Павловна, почему вы подали заявление, не поговорив со мной?
— Катерина Алексеевна, я устала… Я не хочу больше объяснять вам то, что вы хорошо знаете. Одно скажу вам: отпустите нас по-хорошему, не создавайте скандала и не шумите на весь мир — ни я, ни мой муж в рекламе не нуждаемся. Через две недели будьте любезны дать ответ, дольше мы ждать не намерены и будем предпринимать следующие шаги. Раз мы пришли к решению уехать, мы этого добьемся. Вы меня достаточно хорошо знаете, я пойду на все.
— Мы могли бы спокойно объясниться, я пойду в ЦК, и все утрясется. Какие ваши желания?
— Екатерина Алексеевна, ничего теперь не нужно. Ни мне, ни Славе. Я хочу только одного — спокойно и без скандала отсюда уехать.
…В эти напряженнейшие дни, когда решалась судьба всей нашей семьи, нам позвонили из американского посольства.
— Господин Ростропович? С вами говорит секретарь сенатора Кеннеди.
— Я вас слушаю.
— Господин сенатор просил вам передать, что он был сегодня у господина Брежнева. Среди прочих вопросов говорил о вас и вашей семье, что в Америке очень взволнованы вашей ситуацией. И господин сенатор выразил надежду, что господин Брежнев посодействует вашему отъезду.
— О, спасибо-спасибо. Передайте господину Кеннеди благодарность всей нашей семьи…
Впервые повеяло прорвавшимся к нам издалека свежим ветром, и впервые за долгое время у Ростроповича заблестели глаза…
…Через несколько дней истекло две недели с подачи нашего заявления, и нас вызвала Фурцева.
— Ну что ж, могу вам сообщить, что вам дано разрешение выехать за границу на два года, вместе с детьми… Кланяйтесь в ножки Леониду Ильичу, ведь он лично принял это решение».
Нынче Галина Павловна воспитывает, Майя Михайловна посвящена себе
— Вы говорите, Нами, что Фурцева помогала Ростроповичу и Вишневской и даже дружила с ними. А в своей книге «Галина» Вишневская бросает камешки в огород своей «благодетельницы». Хотя, быть может, переиздавая книгу в Москве по приезде в Россию, автор убрала эти пассажи, я не проверял.
— Я читала эту книжку, видела последнее издание. Нет, она не убрала ничего. Так же как Плисецкая в своей книге отпускает некоторые пакости в адрес уважаемых деятелей культуры.