Екатерина Великая (Том 2)
Шрифт:
«Поклоны отбивает… Весьма любопытно сведать: какие грехи великие замаливает сей старый хорёк?» – подумал ротмистр.
Лицо его, очень красивое, но маловыразительное и неподвижное до этих пор, оживилось лёгкой насмешливой улыбкой, открывшей два ряда мелких, красивых зубов.
Шум и серебристый звон бубенцов стал долетать из окна.
Это отъезжала от крыльца обычная русская тройка обер-полицмейстера, успевшего сделать государыне свой доклад и теперь во всю мочь лихо покатившего обратно в столицу.
Ещё не замерли серебристые перезвоны бубенцов и колокольцев, когда за дверью рядом послышались шаги.
Слегка прихрамывая на левую ногу, приближался князь. Разделяя убеждения своего времени,
Узнав шаги, ротмистр быстро вскочил, вытянулся в струнку, ещё раз одёрнув свой и без того прекрасно сидящий мундир.
101
От фр. fontaine – источник, родник.
Большая тяжёлая дверь медленно, с коротким скрипом отворилась.
Яркие золотые лучи солнца наполнили весь пролёт двери, ударив прямо в глаза ротмистру.
На этом золотистом, сверкающем фоне появилась маленькая фигурка худощавого старичка со сморщенным лицом, с седою головой на тонкой, вытянутой немного вперёд шее.
Небольшой острый носик торчал над безусым, старческим ртом с тонкими, нервными губами, которые порою как будто жевали что-нибудь, не умея оставаться в покое.
Рот старика вечно был осклаблен в любезную, даже угодливую полуулыбку привычного царедворца. Но общее лукавое выражение лица, особенно небольших, карих, умно глядящих глаз, как-то не вязалось с этой гримасой, застывшей, словно маска, на лице старика.
На нём был военный, зелёного цвета мундир и цветной камзол нараспашку. Старомодное кружевное жабо белело под камзолом.
На ходу князь чётко постукивал своим костыльком с золотой ручкой, без которого не появлялся нигде.
Князю было всего шестьдесят лет, но выглядел он гораздо старше, несмотря на свои вечные заботы о здоровье и довольно умеренный образ жизни.
Беспокойный, завистливо-подозрительный блеск глаз, выдающий ненасытного честолюбца, говорил внимательному наблюдателю, отчего таким измождённым и слабым казался этот богатый и знатный, сделавший блестящую карьеру человек.
– Здесь уже, Платошенька? Здоров, здоров… Рад видеть. Что там: все свои? Ну, погодят. Не каплет… Садись, потолкуем. Что нового? Кхм… кхм… выкладывай… Постой… Чтой-то ты нынче как будто тово… не тово?.. Ха-ха-ха-ха… Гляди, не истрепись до срока, потом чтобы неустойки не вышло… Ха-ха-ха-ха!..
Князь рассмеялся своим дробным, надтреснутым смехом, впиваясь в то же время острыми глазками в лицо покрасневшего ротмистра.
– Что? Нет? Скромненько живёшь? Верю, ладно… От любви сохнешь? Знаю… так и толкуем мы, где следует: «помирает от любви мальчик!..» Ха-ха-ха… Там это любят, чтобы за ней помирали, пока самой пора помереть не пришла… Ха-ха-ха… ха-ха! Кх-кх-кх-кх…
Наполовину искусственный смех перешёл в такой же, наполовину только, естественный кашель.
Казалось, этот старик в силу долгой привычки даже наедине с самим собой, даже на молитве перед Богом разучился быть простым и естественным. И это притворство, неразлучное с князем, уже не резало окружающим ни ушей, ни глаз.
– Ишь, ишь, зардел даже, что твоя красная девица!.. Ротмистр… гвардеец, кавалерист!.. Ха-ха-ха-ха… ха-ха… Ничего… Это тоже нравится… Это любят… Красней, красней… вреда не станет от того… Ну, толкуй, что нового? Где был? Кого видел? Исповедуйся, мой свет. Докладывай по начальству…
Ротмистр Платон Зубов, подняв скромно опущенные глаза и подобострастно
– Нынче Господь счастье послал, ваше сиятельство! Раненько утром случайно повстречаться довелось… Как на первую прогулку выйти изволила…
– Случайно?! Ха-ха-ха… ха-ха! Со мной, брат, не финти. Со мной начистоту надо… Далее! Был замечен?
– Помог Господь, ваше сиятельство! Я будто по караулу шёл… Увидал издали, остановился, салютую… Собачка одна ко мне кинулась. Я приласкал. Тут и узнан был. Изволила головой ласково кивнуть… И далее проследовала… Я не осмелился ближе. Очень в задумчивости пребывает, видно…
– Задумаешься!.. Этот «Кафтан красный», как она его называет, совсем истрепался со своей Щербатовой. От него ей, голубушке нашей, ни тепло, ни холодно… А ещё ревновать смеет её, голубушку бедную… Собака на сене, ей-ей! И взглянуть ей не даёт ни на кого!.. Есть тут преображенец отставной, секунд-майор Казаринов. Известен давно государыне… Красивый мужчина. О нём тоже многие хлопочут. Особливо «потёмкинцы». Заметь это… Вот и захотел граф Брюс поджечь Мамону нашего [102] … Торговал тот у графа именьишко, да остановился. Проведал, что не стоит покупать, крестьянишки разорены… А Брюсу сбыть охота. Он и спросил на днях: «Что ж, граф, покупаете, нет ли? Другой охотник есть». – «Продавайте! – говорит Мамона. – А кто торгует?» – «Казаринов…» Как услыхал мой Александр Матвеич, побледнел… голос у него отнялся. Еле слышно выговорил: «Да ведь у Казаринова у этого… и нет ничего… Откуда у него триста тысяч… такая изрядная сумма возьмётся?» И на государыню глядит, словно пробуравить её хочет глазами. А она, матушка, таково-то спокойно… и отвечает: «Разве один Казаринов на свете?.. Может, и купит совсем не тот… на кого ты думаешь?» А Брюс и затакал. «Да, – говорит, – секретарь отставной из Военной коллегии купить собирается». Понял? Да ещё Милорадовича, тебе ведомого, тот же Безбородко, как родню свою, сватает… сватает… да курляндец Менгден… да ещё есть… Видишь, целый бой идёт…
102
Имеется в виду фаворит Екатерины II А. М. Дмитриев-Мамонов.
– О том я известен, ваше сиятельство… Анна Никитишна вчерашний день сказывать изволила.
– А, и к Нарышкиной вчера заглянул?.. Молодец. Тихий-тихий, а ловить фортуну за хвост умеешь…
– Сама изволила присылать за мной, ваше сиятельство. Я что же? Разве я посмел бы?.. И нынешняя встреча – по совету Анны Никитишны вышла… Мол, на глаза чаще попадаться, чтобы теперь замеченным быть, когда тревога в государыне… Сказывает Анна Никитишна – скоро уж и конец… С прошлой-де осени почти что и службы своей не исполняет граф. Только имя одно за ним. Приказывала насчёт белья хорошенько подумать… чтобы всё как надо… И наготове быть.
– Так, так… Ха-ха-ха-ха… ха-ха. Она говорит, она знает. И я слыхал, что отношения графа с княжной, с Щербатовой, уж и так зашли слишком далеко… Свадьбой им спешить надо, чтобы крестины её не обогнали… Ха-ха-ха!.. Нехорошо: Щербатовы – не Зубовы или иные дворяне беспоместные… Фамилия первая… Придётся графу свежеиспечённому ответ держать перед самой, перед матушкой нашею, вдвойне. И за обман перед нею, и за поступки столь низкие с благородной девицей… Мат ему, гордецу, пришёл. Недолго повластвовал. Чванен больно. А забыл, что гордым Господь сам противится… Слыхал: под своего благодетеля, под светлейшего, и то подкапываться уже стал «Кафтан» наш «красный»… Ха-ха-ха!.. На гвоздик его за одно это повесить следует. Благодетелей не помнить. Ты тоже такой будешь, а? Говори!