Экипаж боцмана Рябова(Рассказы и повести)
Шрифт:
На реке Егор вытравил в воду небольшой перемёт-продольник и не спеша поплыл вверх, подёргивая с кормы лодки длинную дорожку из крепчайшего нейлона, как и жерлицы, с металлической блестящей приманкой — на щуку.
Словом, маленький рыбак превосходно знал своё дело и так же превосходно с ним справлялся.
В душе Вячи всё ещё не улеглась обида на Егора, пренебрежительно и с насмешкой относящегося к его дневнику. «Великий историк» мучительно раздумывал, какую бы каверзу подстроить «великому рыболову». Он перебирал в памяти все хитрости знаменитых полководцев, героев и мудрецов, обрушенные ими на головы противников.
Все эти хитрости вспомнились Вяче, но они никак не годились для сведения счётов с Егором-Беломором.
Наконец «блестящая» мысль появилась. Через пять минут он уже был на берегу у удочек Егора, а ещё через десять минут снова сидел у окна и безмятежно и равнодушно поглядывал на реку.
Пришла Аграфена Петровна, удивилась, что всё прибрано, и даже чуточку рассердилась.
— Это гости-то почему у меня работают? — певуче выговаривала она Инге. — Гости — они на то и гости, чтобы отдыхать и угощаться. Ведь хозяйку обижаете…
Аграфена Петровна снова согрела самовар и принялась готовить чаепитие. В это время спустились с крыши Степан Иванович, Антон и Ян и вошли в избу.
Подплыл к пристани Егор.
— Смотрите, граждане! — торжественно провозгласил Вяча. — Вы будете свидетелями потрясающего зрелища, которое впервые произойдёт в истории человечества. Сейчас щедрая добыча вознаградит трудолюбивые усилия нашего Егора-Беломора.
Егор спокойно вытащил и принялся осматривать жерлицы и донницы. Вот в руках его забилась средних размеров рыбина, — должно быть, щука. С крючка первой удочки он снял крошечную плотичку, а может, ерша. Вторая леска оказалась без добычи.
Наконец Егор подошёл к третьему удилищу.
— Начинается самое захватывающее! — воскликнул Вяча.
Все, даже боцман и Аграфена Петровна, прильнули к окнам.
Ловким движением Егор поднял удилище и замер. В таком оцепенении он простоял с полминуты.
— Что с ним? — встревожилась Инга.
— Смотрите, — озадаченно произнёс Ян, — у него на одной удочке три рыбины!
— Солёная селёдка хорошо вымокла, и мы аппетитно поедим её с постным маслом и с горячей картошкой! — весело пояснил Вяча.
Хохот потряс комнату.
Когда Егор вернулся в избу, он поставил у порога наполненную свежей рыбой небольшую корзину и в ярости набросился на Вячу:
— Почему ты берёшь чужую селёдку?!
— Некоторые берут не только селёдку, но и чужие лодки, — невозмутимо ответил Вяча. — Но ты не огорчайся. Мы с тобой сделали полезное дело: селёдка была очень солёная, а теперь она вымокла и её и Аграфена Петровна есть будет.
— Нет уж, сам ешь свою селёдку. А для Аграфены Петровны у меня свежие окуни, сиги и камбалки найдутся.
Как ни протестовала Аграфена Петровна, на следующий день экипаж «Ласточки» в полном составе принялся за ремонт. Прохудившиеся места на крыше покрылись новыми досками, подновились ступеньки на крыльце. У крыльца появились крепкие, надёжные перила. Степан Иванович вставил в оконные рамы два новых стекла. Работа заняла полный день. Но все были довольны. А Аграфена Петровна не знала, как и отблагодарить своих добровольных помощников.
— Ну тогда в благодарность я вас хоть песней да сказкой, сказкой да пляской потешу, — сказала она. — У
У неё был настоящий талант артистки, слушать её — заслушаешься, смотреть — не насмотришься.
Аграфена Петровна даже в преклонном возрасте сохранила на редкость сильный, высокий голос. Напевая, она пританцовывала, и песня поднималась так высоко, что, казалось, вместе с песней поднимается и сама певица. Она молодела на глазах, широко расставляя в хороводной песне руки, словно держась за руки подруг.
— А на наших свадьбах вы бывали? — хитро спросила Аграфена Петровна. — Теперь свадьбы не те, что были прежде. И наряды не те. Да и песни старинные свадебные редко поют. А раньше неделю, бывало, гуляли — ели, пили, песни играли. И нарядов у девок и у баб каких только не насмотришься! Платья, юбки, кофты, сарафаны всех цветов — глаза разболятся, право слово! А ещё кокошники и повязки в бусах, в бисере, а то и в жемчуге.
— А ты, Петровна, не жалеешь о тех временах? — спросил боцман.
— Да жалеть не жалею, но занятно было, баско — красиво, значит, по-нонешному. Да я вам свадьбу одна сыграю — и за сватов, и за жениха, и за невесту, а потом и за шаферов, и за шафериц.
— Как! Одна? — удивился Степан Иванович. — На свадьбах-то в Поморье я бывал, ведь там народу — поди, вся деревня. Как же ты одна?
— А вот так.
Аграфена Петровна сняла с гвоздя узорчатое полотенце и стала изображать сватов. Потом показала смотрины, девичник с песнями и танцами, самоё венчание, пир и битьё горшков на другой день после свадьбы. Она не пожалела даже какую-то глиняную кринку и на глазах у растерявшихся ребят грохнула её об пол. Потом схватила метлу и по обязанности невесты принялась подметать черепки.
Матросы «Ласточки» вдосталь нахохотались.
А неугомонная хозяйка присела на скамью, но не умолкла.
— Вот и меня в семнадцать-то годков так выдавали. Хотела за Петрушу, а отдали за Лександра. Поди, полвека прожили. Маялась, а жила, что поделаешь. Он ревнив был, Лександр-то. На гулянье пойдёшь — он за тобой. Сам не поёт, не играет, сидит — хмурки водит. Потом с ребятами выпьет и всю гульбу нашу разгонит. А дома ни слова. Не обидит, не шумит. Только скажет порой: «И пошто ты меня не любишь? Я ведь горы для тебя сворочу». Почти что полвека прожили, хороший он был, а вот любить не полюбила. Свыклась и жила. За полгода до золотой свадьбы он помер, на семьдесят седьмом году. А здоровый был, жилистый, да надорвался. А я так, горемычная, и промаялась. Жили-то мы в достатке. Всего было, живи да радуйся. Ан нет, жила с Лександром, а всё о своём Петруше думала. А что о нём было думать-то? Погиб мой Петруша, так и не женатый, ещё в шестнадцатом, на германской… Да что я вам тоску нагоняю. Сейчас самовар поставлю…
Она скорёхонько подставила самовар под печную трубу-втулку, ковшом наполнила его водой из ушата и разожгла угли. Всё это она делала словно играючи.
Не успела присесть, как снова начала рассказывать.
Нарассказывала и напела она всего много, но про кафтан Ивана Рябова ничего не могла сказать. Так прямо и просто и ответила:
— Слыхала я о кафтане, а где он, не знаю. Но вы поищите — должен же он где-то быть. Ну, а не найдёте, чистым воздухом подышите. Была бы я помоложе, сама с вами поехала бы. Я в старинной одёже толк знаю.