Экипаж боцмана Рябова
Шрифт:
– Знаешь, Антон, наш сосед-пенсионер, что всю жизнь плавал, говорит: "Настоящего моряка я даже голого узнаю".
– По татуировке?
– Нет, татуировка - пережиток. Наши моряки уже давно себя не раскрашивают. А вот как он узнает моряка даже голого, неизвестно... Он даже говорит, что моряка архангельского отличит от моряка черноморского или тихоокеанского.
– Тоже голых?
Ребята посмеялись, но потом Антон серьёзно сказал:
– Наверное, по разговору. Можно спросить у нашего боцмана. Он, конечно, знает.
– Есть моряки, которые издали суда по дыму из трубы узнают, - заметил Вяча.
– Теперь на новых теплоходах и электродизелях дыма не увидишь, - возразил Антон.
Друзья прошли Дом Советов и снова свернули на набережную. И опять перед ними открылась ширь Северной Двины - неоглядная водная красота. Асфальт на набережной был и раньше, а совсем недавно строители одели её и в бетон и гранит.
– В гранит оделася Двина, - переиначил пушкинские строчки Вяча.
– Мосты повисли над водами...
– Да, - согласился Антон.
– Только тёмно-зелёными садами ещё не покрылись наши острова.
На набережной стоял памятник Петру Первому. Пётр, в треуголке, в мундире офицера Преображенского полка и в ботфортах, словно только что сошёл с корабля и смотрел на плывущие и стоящие у причалов суда.
– По этой набережной проходила знаменитая революционерка Вера Фигнер, сказал Вяча.
– Из Архангельска её отправили в ссылку в стариннейший поморский посад Неноксу.
Вспомнили ребята и об известном писателе Александре Грине, который находился в ссылке в Кегострове, что лежал за Северной Двиной, - низкий, поросший ольхой и ивняком.
Причал, по которому теперь шли друзья, назывался Красной пристанью, а до революции - Соборной пристанью. Отсюда уходил на маленьком деревянном судёнышке "Святой Фока" к Северному полюсу отважный полярный исследователь Георгий Седов.
– Вот было бы здорово, - сказал Вяча, - если бы мы их всех сейчас здесь встретили - революционерку Веру Фигнер, путешественника Георгия Седова, писателя Грина. Ведь все они здесь побывали... ходили по этой набережной.
Встреча с браконьерами
Утром, когда Вяча пришёл к Антоше, а тот, уже поработав, одевался, Вяча, на которого вдруг нашло весёлое настроение, запел:
Чепуха, чепуха
Это просто враки:
Сено косят на печи
Молотками раки.
– Знаешь, Антон, - сказал Вяча, - я думаю, что кафтан, который мы ищем, просто чепуха, как в этой песенке.
И когда ребята снова собрались на "Ласточке", Вяча неожиданно для всех, кроме Антоши, заявил:
– Мне что-то надоело искать этот кафтан. При этих словах Егор был готов чуть ли не расцеловать своего вечного "противника".
– В самом деле, к чему какой-то кафтан?
– горячо поддержал он Вячу. Лучше просто путешествовать на "Ласточке", ловить рыбу.
Но Вячу уже обуревали новые фантазии.
– Хорошо бы открыть какой-нибудь необитаемый остров!
– мечтательно произнёс он.
– И там произвести раскопки. И найти стоянку первобытного человека. И всякие там его орудия... Искать - это всё-таки интересно.
– Искать не искать, а через два дня в плавание, - сказал боцман.
– Готовы?
– Всегда готовы!
– весело ответили матросы.
И через два дня "Ласточка" уже была в новом походе.
Ночью пролился лёгкий дождик. Но утром из-за далёкого зубчатого леса поднялось солнце.
Раннее утро в лесу и на реке - самое щедрое время суток. Прислушайтесь к крику и щебетанию птиц. Присмотритесь к ним: они не только поют, но и сами трудятся, добывают корм для своих птенцов.
Присмотритесь к быстрогонной игре рыб. Множество водяных колец возникает на речном зеркале. Кольца рождаются мгновенно то тут, то там и быстро расплываются, исчезают. Это большой гон рыбы. Но часто это не только игра, а и свирепая охота, когда большеротая, острозубая щука стремительно настигает свою беззащитную жертву- маленькую плотичку-сорожку или сопливенького ерша и с ходу заглатывает их.
Ранним утром особенно явственно слышится дыхание реки и дыхание недалёкого моря. Ощущаются даже запахи недавно прошедшего дождя. Но пахнет не дождь, пахнет напоённая влагой листва. В будоражащей смеси запахов остро выделяется пряно-лекарственный аромат диких полевых цветов и трав.
А поднимется повыше солнце, придёт ветерок, затарахтят моторные катера - и очарование раннего утра бесследно исчезнет.
Когда "Ласточка" вышла на речной простор, раннее утро только зарождалось. И акварельные нежные краски неба и пушистых розоватых от солнца облаков были ещё свежи.
– Сегодня пойдём не фарватером Двины, - сказал боцман, - и не к взморью, а вверх по реке, между островами.
В пути Степан Иванович вспомнил:
– Послушай, Вяч, позавчера я тебе дал задание отремонтировать кранец. Плохо ты его отремонтировал, братец, никуда так не годится. Давай-ка доведи дело до конца.
Боцман поднял с борта сплетённый из верёвок кранец и подал Полянкину.
– И вот тебе игла и прядено. Действуй!
Вяч положил кранец на колени и принялся за работу. Вскоре Степан Иванович поймал его унылый взгляд.
– Ну что, Вяч? Всё сделал?
– Не-ет, - тоскливо произнёс матрос.
– Мне бы нож...
– Вот тебе раз!
– рассердился боцман.
– А где у тебя свой?
– Нету.
– Эх, ты! Сколько раз я говорил: каждый порядочный матрос должен всегда иметь при себе перочинный ножик и по крайней мере два метра бечёвки-стоянки.
Боцман подал Вяче свой автоматически открывающийся нож.
– Ты работай с удовольствием. А если работа в тягость, бросай её. Всё равно толку не будет.