Экипаж «Меконга»
Шрифт:
Звякнул звоночек: острие вошло в контакт с кубиком. Включились самописцы. Острие продолжало двигаться, вонзаясь в металл. Но чувствительные приборы не показали усилия… Игла входила в стальной кубик, не встречая сопротивления!
Это длилось один момент.
В следующий миг какая-то сила отбросила Опрятина и Бенедиктова к стене. Стеклянная камера со звоном разлетелась вдребезги…
Бенедиктов огляделся. Он был ошеломлен. Не померещилось ли ему это?..
Опрятин поднимался с пола. Лицо его было бледно, со лба стекала тонкая струйка крови. Он взглянул на Бенедиктова — и вдруг засмеялся, закинув голову и выпятив костистый подбородок.
«Тронулся, что ли?» — тревожно подумал Анатолий Петрович.
— Кубик! — хрипло сказал Опрятин, оборвав смех.
Они кинулись искать кубик и нашли его вместе с обломком струбцины в углу. Положили под микроскоп. Ни малейшего следа от иглы… Но лента самописца — бесстрастная свидетельница — говорила, что игла вошла в сталь на целых три микрона…
Ученые сели в кресла друг против друга. Помолчали. Потом Бенедиктов спросил:
— Что… что вы думаете об этом?
— Я думаю… Это была великая минута. — Голос Опрятина теперь звучал спокойно, но что-то отчужденное появилось в глазах. — На мгновение мы добились проницаемости. Мы ослабили связи вещества в кубике… Но силы, которые создают эти связи, высвободились… И вот — отталкивание…
Он долго молчал. Потом заговорил уже совсем спокойно:
— Мы в начале пути, Анатолий Петрович. Однако в квартирных условиях мы ничего, кроме скандалов с домоуправлением, не добьемся. Вторгаться в структуру вещества, знаете ли… Может и не так бабахнуть. Нужно собрать крупную установку. С генератором Ван-де-Граафа. Без него не обойтись. Нам предстоит множество опытов.
— Что вы предлагаете?
— Есть у меня одна возможность поработать уединенно. Но вы, к сожалению, не состоите у нас в штате… — Опрятин помолчал, потом сказал в упор: — Вам нужно перейти в наш институт.
Нет на свете собаки нежнее и ласковее бульдога.
Но на вид этого не скажешь.
Дж.К.Джером, «Мое знакомство с бульдогами»
Шумный людской поток выносит Риту из кинотеатра. Вокруг громко обмениваются впечатлениями, смеются, острят. Все возмутительно счастливы.
А Рите не с кем даже словом перемолвиться. Медленно идет она по аллее Приморского бульвара, мимо фонтанов, подсвеченных цветными лампами, мимо скамеек, на которых тесно сидят парочки.
Тоскливо у Риты на душе.
Первый раз в жизни она одна пошла в кино. Ей кажется, что встречные смотрят на нее с недоумением и жалостью. Ну и пусть! Да, все гуляют парами или компаниями, а она гуляет одна. Ей так нравится.
Нравится?
Нет, себя не обманешь…
Почему-то вспомнилась читанная в детстве киплинговская сказка о Кошке, Которая Гуляла Сама по Себе…
Рита выходит с бульвара на улицу, залитую резким светом ртутных фонарей. Шуршат по асфальту покрышки автомобилей.
Киоск с водой.
Лоток с мороженым.
Троллейбусная остановка.
Высекая на перекрестке искры из проводов, приближается троллейбус. К нему бежит, смеясь, стайка девушек на тоненьких каблучках.
Рита взглянула на часы. Без пяти минут десять. Ехать домой? А зачем? Слушать, как в кабинете гудят голоса мужа и его гостя? Поить их чаем с инжировым вареньем? Ну нет!
Она идет обратно на бульвар. Идет мимо темных скамеек, на которых, в тени деревьев, обнимаются парочки, и мимо пустых скамеек, освещенных фонарями. Она садится на пустую скамейку под старой акацией; рядом высится фонарь — длинноногий вечерний страж.
Прямо перед Ритой — черное стекло бухты. На смутно обозначенном горизонте мигают огоньки — то красный, то белый. А если посмотреть вправо, можно увидеть скупо освещенный бон яхт-клуба и призрачные силуэты яхт, слегка покачивающиеся на воде.
Господи, до чего же одиноко!
По аллее идет группа парней. Громко переговариваются, дымят сигаретами, смеются. Поравнявшись с Ритой, они весело переглядываются и садятся на ее скамейку — двое с одной стороны, трое с другой. Парень в ярко-красной рубашке и черных брючках ставит между собой и Ритой патефон.
— Не помешаю? — спрашивает он, с улыбочкой глядя на Риту.
Рита молчит. Встать и уйти? Эти мальчишки подумают, что она их боится. А она нисколечко не боится. Противно просто.
— Что, Валерик, не отвечают тебе? — дурашливым тягучим голосом говорит курносый парень, сидящий по другую сторону от Риты.
— Не отвечают…
— Да ты, наверное, невежливый.
— Я вежливый… — Обладатель патефона прыскает в кулак. — Девушка, — говорит он с какой-то отчаянной решимостью, — можно с вами познакомиться?
Рита сердито смотрит на его нагловатое лицо, обрамленное черными бачками.
— Не хотят знакомиться, Валерик? — спрашивает тот же дурашливый голос.
— Не хотят! — отрезает Рита. — Идите, идите своей дорогой.
— А что, посидеть уже нельзя на бульваре? — говорит курносый парень. — Мы, может, пришли свежим воздухом подышать.
Он откидывается на спинку скамьи, вытягивает ноги и начинает громко дышать. Его дружки тоже с шумом втягивают и выпускают воздух.
Рита встает. Парни тотчас вскакивают. И в этот момент возле них останавливается большой рыжий пес, пробегавший мимо. Он тихонько рычит…
— Рекс! — слышится басовитый голос. — Назад!
Быстрым шагом подходит высокий парень в белой рубашке с распахнутым воротом, с ремешком в руке. Он изумленно смотрит на Риту, потом переводит взгляд на молодого человека с патефоном.
— Горбачевский? — говорит он недоуменно. — Вы что тут делаете?
Уже несколько дней Николай и Юра возились с ртутью. В маленькой застекленной галерее в Бондарном переулке они собрали «ртутное сердце» — старинный прибор для демонстрации усиления поверхностного натяжения под действием электрического тока.