Экипаж «Меконга»
Шрифт:
Борис Иванович попытался было осторожно подтянуть одеяло на себя, но Колтухов сердито засопел, повернулся на другой бок и подоткнул одеяло себе под спину.
— Эгоист! — пробормотал Привалов.
Он посмотрел в ту сторону веранды, где спали, тоже на одном матраце, Юра и Николай. Ему показалось, что на подушке лишь одна голова — белобрысая, растрепанная. Пошарив на стуле, Привалов нашел очки, надел их, снова посмотрел. Да, спал один Юра. Николая не было.
Привалов на цыпочках прошел по скрипучему полу и спустился во двор. Песок был холодный, длинные тени деревьев лежали на нем. Неяркое раннее солнце освещало угол двора. Там на каменном ограждении колодца сидел Николай, на коленях у него лежала раскрытая красная папка с рукописью.
— Что-то не спится, — сказал он, пожелав Привалову доброго утра. — Юра брыкается во сне, как лошадь.
— Знаю я, почему вам не спится. — Привалов зевнул и сел рядом с Николаем. — Ну, что скажете? Вчера вы помалкивали весь вечер…
— Я думаю о матвеевском ноже. — Николай взглянул на Привалова. — Почему бы нет, Борис Иванович? Почему бы им не набрести случайно на схему установки, которая придавала веществу свойство проницаемости!
— Проницаемость… Это, Коля, вы оставьте. На тогдашнем уровне знаний…
— Но случайно, Борис Иванович!.. Ведь Матвеев явно описывает такую установку — помните, в башне, у прикованного старика? Правда, видел он ее считанные минуты, а описывает очень туманно… Вот послушайте, я нашел это место. — И Николай медленно прочел: — «Тенета дротяные, аки бы Архимедова курвия, суптельно из сребра прорезанная, двух четвертей со сукрутиною…» Валя переводит это так: «Паутина проволочная, как бы Архимедова кривая, тонко вырезанная из серебра спиралью в две четверти». Что за «сукрутина в две четверти»? Ведь в эту «сукрутину» старик совал матвеевский нож… Борис Иванович, вот как хотите, а «сукрутина» — это какой-то выходной индуктор высокой частоты!
Привалов улыбнулся, положил руку на колено Николая:
— Туман, Коля, туман… Меня в рукописи интересует Другое место: струя масла, бегущая сквозь воду. Помните опыт в бассейне? В этом случае установка описана довольно ясно: крупные электростатические генераторы, включенные параллельно с электролитными конденсаторами огромной емкости, или, как выражается Матвеев, «медными сосудами для копления тайной силы». Если у них в самом деле масло струей шло сквозь воду, то… ну что ж, иначе не скажешь: значит, они решили вопрос энергетического луча и усиления поверхностного натяжения. Вот только форма отражателей, погруженных в бассейн…
— Форма… — сказал Николай, думая о своем. — Форма индуктора, черт побери…
— Вот что, Коля, — решительно сказал Привалов. — Индусы шли вслепую. А мы вслепую не пойдем. Не восемнадцатый, слава богу, век на дворе. Нам нужна теоретическая база. Я вам говорил о своем разговоре с Багбанлы? Ну вот. Кончайте мудрить со спиралями и вообще кустарничать. Надо собрать одну установку. Понадобится ваша помощь.
Николай кивнул.
— А рукопись? — спросил он.
— Отправим ее в Академию наук.
Николай захлопнул папку и встал.
— Значит, с плеч долой? — угрюмо спросил он и пошел к веранде, длинный, худой, загорелый.
Привалов поглядел ему вслед, пожал плечами.
Между тем проснулся Колтухов — ближайшие окрестности были оповещены об этом событии долгим, надсадным кашлем. Вышли из комнаты Ольга Михайловна и Валя. Долго будили Юру, спавшего крепким младенческим сном.
После завтрака все отправились на пляж. Шли кривыми улочками, меж заборов, сложенных из камня. Через заборы свешивались ветви тутовых и инжировых деревьев.
С ними поравнялся пионерский отряд — загорелые мальчики и девочки в белых панамах шагали под резкие звуки горна, под сухой стук барабана.
Юра расчувствовался.
— Колька, — сказал он, — помнишь, как мы с тобой маршировали по этим самым улочкам?
— Угу, — рассеянно отозвался Николай.
— Ребята, вы не из лагеря нефтяников, случайно? — крикнул Юра, подходя ближе к отряду.
— Нет, — ответил толстый серьезный мальчик. — Мы из лагеря Аптекоуправления.
— Ну, все равно. — Юру понесло. — Сегодня вы управляете аптеками, а завтра будете управлять звездолетами. Пусть бросит в меня камень тот, кто не желает первым высадиться на Марсе. Салют будущим космонавтам!
Пионеры удивленно смотрели на Юру. Подбежала вожатая — невысокая девушка в белой майке и финках.
— Товарищ, в чем дело? — спросила она, строго глядя на Юру снизу вверх.
— Товарищ Вера, он звал нас лететь на Марс, — пожаловался толстый мальчик.
Отряд остановился, барабан и горн умолкли. Пионеры окружили Юру и с любопытством слушали.
— Да, я их звал, товарищ Вера, — сказал Юра. — Конечно, не сию минуту. Но кто будет хорошо знать физику и математику, кто будет делать физзарядку, чтобы получить такие мускулы, как у меня, — тот полетит! — Юра подтянул сжатые кулаки к плечам и поиграл мышцами. — Потому что люди со слабой мускулатурой не смогут носить космический скафандр, — вдохновенно продолжал он, — а люди со слабыми знаниями не смогут управлять звездолетом. Развивайтесь гармонично, как древние греки, которые говорили про некультурного человека: «Он не умеет ни читать, ни плавать». Ведите их на пляж, товарищ Вера! Пусть они плавают и решают задачи, чертя пальцами на песке геометрические фигуры!
— Дядя, запишите меня лететь на Марс, — неожиданно попросила девочка с торчащими косичками.
Юра немного смутился: он не ожидал такого оборота дела.
— И меня запишите! — наперебой закричали пионеры. — И меня тоже!
Вожатая с трудом утихомирила отряд и велела двигаться дальше. На Юру она кинула уничтожающий взгляд и сказала:
— А еще взрослый человек!
Николай усмехнулся:
— Что, Юрка, получил?
Валя была рассержена.
— Ты просто невозможен! — сказала она негромко. — Ведешь себя, как мальчишка.
— А что такого? — оправдывался Юра. — Я сам старый пионер и люблю поговорить с молодежью.
— Устраивать скандалы — вот что ты любишь! С тобой неудобно выйти на улицу!
— Обойдись, пожалуйста, без нотаций. — Юра нахмурился и быстро зашагал вперед.
На пляже было по-воскресному многолюдно. Электропоезда сотнями и тысячами выплескивали из душных вагонов горожан. Под навесами и зонтами уже не было мест, белый песок пляжа устилали коричневые тела.
На суше играли в волейбол, на море — в водное поло. Смех, звонкие удары по мячу, удалые мексиканские песенки, срывающиеся из-под игл патефонов, — все это смешивалось с визгом и радостными криками детей, которые плескались возле берега в обнимку с надувными крокодилами и акулами.