Экипаж «Меконга»
Шрифт:
— Чего надо?
Николай купил полкруга кривой и тонкой колбасы. Потом спрыгнул с платформы и, увязая в песке, пошел к прибрежным скалам, за которыми скрылся Юра. С вершины песчаного гребня он осторожно огляделся. Никого. Только мрачноватые скалы, песок да зеленая вода. Мерные шорохи волн, бесконечно бегущих на берег…
Волоча за собой длинную тень, Николай пошел по гребню дюны. И вдруг замер: в расщелине между скалами, заросшей диким гранатом, что-то мелькнуло. Крадучись, Николай подошел ближе — и увидел Юру.
Он только что разделся и остался в одних трусах. Вот он сел на песок и тщательно, при помощи рук, скрестил ноги — босыми пятками кверху. Морда у него глубокомысленная. Зажимая пальцем то одну, то другую ноздрю, делает какое-то особое дыхание. Выучился факирским штучкам… Дальше что? Положил ладони на колени, закрыл глаза, застыл, как изваяние.
Ладно, подождем, решил Николай. Он сел на плоский слоистый камень, взглянул на часы.
Над взморьем прошелся ветер, стало прохладно. Небо быстро заволакивалось тучами.
Через полчаса Николай выглянул — Юра неподвижно сидел в той же позе.
Тени удлинялись прямо на глазах, а потом вовсе исчезли: тучи серыми кораблями подплыли к солнцу, низко висевшему над морем, и занавесили его.
Николай прыгнул с камня на мягкий песок и, раздвинув кусты, встал перед Юрой. Тот даже бровью не повел.
— Эй ты, Вишну-Кришну, — сказал Николай, — довольно с ума сходить.
Юра не пошевельнулся. Николай рассвирепел.
— Сейчас же прекрати! — заорал он. — Анахорет!
— Если можно, — тихо сказал Юра, открыв глаза, — не кричи так громко. Мне это неприятно.
— А когда тебя на комсомольское бюро вытащат, приятно будет? А ну, вставай. Живо! На, жри! — Он вытащил из свертка колбасу и сунул ее Юре под нос. — Жри, мерзавец! Я тебе покажу, как плоть умерщвлять!
Юра крутил головой, отворачивался. Произошла короткая схватка, и Николаю удалось запихать один конец колбасы в рот «анахорету».
Юра отчаянно замычал, дернулся, но Николай крепко держал его. Сопротивление было сломлено. Чтобы не задохнуться, Юре пришлось откусить колбасу. Он быстро прожевал кусок, а дальше пошло еще быстрее.
— Не наваливайся, — командовал Николай. — Ешь понемногу, а то подохнешь. Что, вкусно?
— Нет ли у тебя зубочистки? — спросил Юра, покончив с колбасой.
Николай уселся рядом с другом.
— Вчера всю ночь здесь просидел? И сегодня собирался? Ну-ка, объясни, какого дьявола ты ударился в мистику.
— Никакой мистики. Я проводил физиологический эксперимент. А он требует одиночества. Вот и все.
— Что за эксперимент?
Помедлив, Юра потянулся к своим брюкам и вытащил из кармана записную книжку.
— Понимаешь, — сказал он, — я прочитал о системе «раджа-йога». Вот послушай: «йоги считали «хатха-йогу» — «низшую йогу» — не гимнастикой, а подготовкой к высшему сосредоточению, системе «раджа-йога» — «высшая йога», которая основана на том, что при надлежащей тренировке ума можно достичь высоких уровней познания… Дальнейшие стадии йога ведут к интуитивному прозрению…»
— Откуда взял?
— Из Джавахарлала Неру. А вот из Ромена Роллана: «Является ли система йога высшим духовным состоянием, открывшим путь к дальнейшим знаниям, или же это только род самогипноза, я не знаю. Хорошо известно, что чрезмерное увлечение методом йога приводило…» Ну, и так далее…
— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался Николай. — К чему приводило? — Он выхватил у Юры записную книжку и дочитал цитату. — «…приводило к печальным последствиям для разума человека». Очень правильно! — Он выразительно посмотрел на Юру.
— Я подхожу как материалист, — защищался Юра. — Чисто экспериментально и сознательно. Надо отбросить от себя все постороннее и сосредоточиться. Дисциплина тела, минимум движений, минимум еды. Тогда разум обостряется, приходит новая интуиция…
— Чушь! — закричал Николай. — «Интуиция»! Тут и не пахнет материализмом. «Хатха-йога» — дело понятное, мы из нее берем физкультурную часть, отбрасывая оккультно-философскую основу. Но зачем ты полез в «раджа-йогу»?
Юра промолчал.
— Признавайся! — продолжал Николай. — Ты хотел таким диким путем разгадать тайну трех ящичков, да?
Быстро сгущались сумерки, и первые капли дождя упали на песок. Юра встал и, прыгая на одной ноге, натянул брюки.
— Знаешь, Колька, — сказал он. — Мне в голову пришло: а вдруг этот Бенедиктов — потомок Бековича-Черкасского? Фамилии у них одинаково начинаются…
Николай захохотал. Он хватался руками за кусты и вытирал глаза и никак не мог остановиться.
— Это… это все, что ты познал?… — стонущим голосом произнес он наконец. — Своим обострившимся разумом? — Новый взрыв смеха сотряс его.
Юра обиженно моргал. Но потом не выдержал, тоже засмеялся.
Под припустившим дождем друзья побежали к редким огонькам станции. Мокрые, с тяжелыми комьями грязи на туфлях, они поднялись на платформу и укрылись под навесом в ожидании электрички.
— Юрка, — сказал Николай, отдышавшись немного, — ты способен сейчас на серьезный разговор?
— Способен.
— Когда ты перестанешь метаться из стороны в сторону? С кем ты, в конце концов: с Колтуховым или с нами?
— Да у нас не получается что-то…
— Обожди, — прервал его Николай. — Скажи лучше: ты помнишь такую штуку — поверхность Мёбиуса?
Глава четвертая, Бенедиктову и Олрятнну приходит в голову новая идея, для осуществления которой нужен матвеевский нож