Екклесиаст
Шрифт:
– Похоже, что вы здесь на приёме второсортных адептов специализируетесь. Не надоело старьёвщиком подрабатывать? – я попытался не совсем безобидно укусить графа.
– Много веков приносят много знаний, – улыбнулся тот. – Бессмертие обязывает получать знания, что позволяет оказывать помощь многим и каждому. Вот вы, например, нуждаетесь в чём-то?
– Послушайте, граф, – я не уставал ершиться. – Вы случайно ко всему прочему золотой рыбкой или джином не работали? Можно подумать, что вы готовы выполнить моё любое желание!
– Джины и рыбки никогда не смогут того, что делает человек, – назидательно произнёс Сен-Жермен. – Согласитесь, даже мимолётная улыбка девушки, посланная вам,
– Всё-таки по исполнению каких желаний вы имеете профессиональный навык? – не сдавался я. – Если уж мне придётся загадывать желание, то нужно знать, в какой области вы сильны, и не беспокоить вас пустыми требованиями.
– Похвально! Смею уверить, что я стараюсь практиковать по всем желаниям, – опять улыбнулся граф. – И даже знаю, что вы совсем недавно ничего так безумно не хотели, как услышать от любимой девушки признание в любви, почувствовать ладонью, ещё под корсетом, её тугую девичью грудь, ловить ноздрями запах удивительного тела, очень похожего на аромат лаванды, но это так и осталось без ответа. Верно?
– Вроде бы, – кивнул я удивлённо.
– Не мне вам объяснять, человеку, работающему со словом, что именно слово – мощнейшее оружие, имеющее силу не только лишения жизни, но и оживления, – убеждённо промолвил граф. – Нет и никогда не было женщины, которую нельзя уговорить, то есть, убедить словом выполнить ваше желание. Есть только плохо умеющие уговаривать. Вы вообще-то, знаете, что необходимо услышать девушке от возлюбленного?
– Как не знать, – пожал я плечами. – Но ведь влюблённому всегда есть, что сказать для любимой и наоборот. А если хочется помолчать, то любимая всегда поймёт. Ведь так?
– Не совсем, – улыбнулся Сен-Жермен. – Одни женщины любому и каждому готовы признаться, лишь бы заманить в постель, а бывают и такие мужчины, для которых произнести признание тоже не составляет труда, лишь бы отвязались.
– Знаю, – кивнул я. – Всяких людишек хватает, на то они и человеки. Поскольку вы сочли возможным лишний раз отметить мою работу со словом, мне ли не знать, как слово убивает! Но молчание убивает ещё сильнее. Когда девушка любит и по-партизански молчит, она отказывается подарить любимому сгусток Божественной энергии, которую несёт не только слово, но мимолётный взгляд, лёгкое касание руки и, наконец, поцелуй.
– А как же тогда не по словам, а по делам судят человека? – ухмыльнулся Сен-Жермен.
– Это нечто другое, граф, – попытался я поделиться с ним своим убеждением. – Истинно любящий человек отдаёт своей половине вместе со словом частицу себя самого. А если слово не обронено, то и любовь отсутствует. Говорить о том, чего нет – бессмыслица. На нет и суда нет. А если любовь побеждает, она сметает всё на своём пути, и слова уже становятся не нужны.
– Знаете, в ваших словах звучит доля истины, – задумчиво произнёс Сен-Жермен. – Теперь я понимаю, за что вы попали в избранники, и если уж попали, то придётся становиться бессмертным, хотя бы для любящих вас дам. А это, в первую очередь, одиночество и не для них, а для вас лично. Да вам ли оно не знакомо? Один, интересующий вас человек – Мишель Нострадамус – страдает этой болезнью гораздо сильнее, чем мы. Кстати, вы найдёте общий язык, поскольку одиночество к нему также подкралось через любовь.
– Вы и его знаете?
– В этом нет ничего удивительного, – разоткровенничался граф. – Он знал взаимную любовь, но расстался с ней, потому как стал Проповедником, и однажды вот как выразился по этому поводу: «Одиночество – прекрасная вещь. Но нужен кто-то, с кем можно поделиться, что одиночество – прекрасная вещь».
В молодые годы Нострадамус защитил докторскую диссертацию, превратился в официального медика и астролога. В эти годы он женился. Молодая жена подарила ему сына и дочь, но счастье было недолгим. Мать и её дети вскоре скончались от неизвестной никому болезни. Это сильно подорвало репутацию Мишеля Нострадамуса, претендовавшего на славу лейб-медика и унтер-астролога. Инквизиция решила даже на всякий случай избавиться от непрошенного индивида, но Мишель вовремя уехал путешествовать. Поскитавшись по Европе и научившись спасать людей от чумы, он получил в Провансе за мистико-астрологические умения титул почётного гражданина и обосновался в Салоне, одном из пригородов Прованса. Там он женился вторично. Я почему стараюсь познакомить вас с биографией Проповедника? – задал вопрос самому себе граф и сам тут же ответил:
– Да просто потому, что только после его встречи с настоящей Единственной он смог стать Проповедником. Бывает и так. Собственно, у вас то же самое, с той лишь разницей, что его никто не уговаривал. Одной из самых спорных и по сю пору читаемых книг у него считаются «Столетия». Вам не мешает познакомиться хотя бы с тридцать пятым катреном первого столетия.
Сен-Жермен взмахнул рукой, будто дирижировал словарным оркестром, и по стене пробежала бегущая строка:
Молодой лев одолеет старогона поле битвы в одиночной дуэли.Он выколет ему глаза в золотой клетке.Два перелома – одно. Потом умирает жестокой смертью.– И надо так случиться, что меньше всех на это предсказание отреагировал тогдашний король Франции Генрих II, – граф снова сделал движение рукой, и строчки на стене исчезли. – А что его сумело бы взволновать? Войн нет, смут, волнений – и подавно. Кто же говорит о несуществующем? Существенным был ближайший королевский турнир. Правда, не на боевых, а на тупых копьях, зато никакой смерти не должно было быть ни при каких обстоятельствах. Многие материалисты или безбожники непременно всё свалят на случай, только ничего в этом мире случайного нет и быть не может, хотя бы следуя законам природы. И вы, мой друг, знаете это не хуже меня. Впрочем, зачем я пустым соловьём разливаюсь? Посмотрите сами: ни тогда, ни после битвы равнодушных уже было не найти.
Глава 3
Граф опять взмахнул рукой, словно в ней была зажата дирижёрская палочка – что поделать, одни из бороды волоски выдирают, другие – руками размахивают. Тут синяя западная дверь заскрипела, будто давно не открывалась, но ржавые петли подчинились приказу Сен-Жермена. За дверью виден был какой-то стадион, правда, несколько диковинный и не такой большой, как нынешние. В сопровождении графа я вошёл в дверь, однако мой провожатый остался внутри зала свиданий. Сказал только:
– Помните ли вы Иисусову молитву? Произнесите вслух, коли захотите сюда вернуться. Я думаю, первое приключение подскажет вам одно из направлений жизненных путей. Что поделать, без этого никак нельзя. Опыт есть опыт.
Он захлопнул за мной скрипучую железную створку, а я так и остался стоять, боясь, что привлеку нежелательное внимание топчущихся неподалеку стражников по поводу своей одежды: на мне были джинсы, кроссовки и ярко-красного цвета рубашка. Она, видимо, меня и выручила, потому что ни головного капюшона, ни кожаных штанов, которые обтягивали ноги у большинства присутствующих, мне взять было неоткуда. Совсем рядом прохаживался ещё один стражник, вооружённый коротким мечом и копьём. Фигура инородного одинокого человека всё же заинтересовала его.