Экклезиаст в переложениях стихами
Шрифт:
хоть будут полны закрома и посуда:
как он вышел из чрева матери наг —
так нагим уйдёт и отсюда.
Ни денег из подвала, ни мёду из сот,
ни вина из кувшинов чеканной меди
уходя, он с собою не унесёт,
и что пользы ему, что трудился на ветер?
И все-то дни он скорбью ведом,
и жадность из глаз выжимает влагу...
Есть, и пить, и вдохновляться трудом —
вот единственное в жизни благо.
И
а не только одно людское имя,
Он сделает так, чтобы ты смог
воспользоваться трудами своими
и взять свою долю богатств и добра, —
а если Бог не пошлёт привета,
то, что радовало тебя вчера,
окажется завтра ловлей ветра...
Я вновь повторю про великое зло,
которое видел на свете:
копил человек, человеку везло,
но нет ему власти над этим.
Пусть множество лет проживёт он, спеша,
пусть будет семья многодетна,
но коль не насытилась благом душа,
пуста его участь и тщетна.
Скажу я, что выкидыш даже — и тот
счастливей уж тем, что он не был:
из тьмы он пришёл — безымянным уйдёт
в полночное чёрное небо.
А этот над жизнью, как ворон, кружил,
не ведая блага от Бога,
и если б две тысячи лет он прожил,
и это бы было немного.
Трудился весь век, но трудился для рта,
для хлева, мошны и подвала,
и разве всё это — не та же тщета,
как в жизни бесплодной и малой?
И чем же мудрец превосходит глупца,
а честный трудяга — злодея?
Вся жизнь, если блага не алчут сердца, —
тщета и пустая затея.
Живи и работай, а плох ли, хорош, —
зависит от Божьего взгляда.
Есть множество слов, умножающих ложь,
но в них ли людская отрада?
Простые вопросы приходят в наш дом,
но как же непросто с ответом:
что будет на свете, когда мы уйдём,
и кто нам расскажет об этом?!
Лучше доброе имя, чем добрый елей;
в доме пиршества лучше стоять у дверей,
в доме плача — молиться со всеми:
там ушёл человек, там рыдают, скорбя;
и такой же удел ожидает тебя,
потому что отмерено время.
Лучше горькая скорбь, чем бессмысленный смех;
сердце мудрого — в доме, где горе у всех,
а глупца — в обиталище смеха.
Лучше мудрый укор, чем глупца похвала:
как от веток в костре поутру лишь зола,
так
Не от мудрости эти вопросы твои,
если спросишь: как вышло, что в прежние дни
было лучше под солнцем, чем ныне? —
ибо ты о прошедшем не знал ничего;
лучше дела конец, чем начало его,
и терпение лучше гордыни.
Мудрость — благо, конечно, сама по себе:
у кого для неё было место в судьбе,
тот прожил под серебряной сенью.
Нет, никто не расправит, что Бог искривил,
но иное зависит от собственных сил:
часто в знании — жизни спасенье.
Сердцем радуйся дню, если выпал благой,
но не сетуй на день, если выпал плохой, —
оба дня равно посланы Богом,
чтоб создать равновесье скорбей и утех,
чтобы ты, человек, после этих и тех
ничего не нашёл за порогом.
Я узнал равновесия облик иной:
гибнет праведник, мало прожив под луной,
нечестивцу же срока не видно.
Будь же праведным, будь, но не всею душой:
для греха в ней оставь уголок небольшой, —
и любая судьба не обидна.
Сколько б ни было жить нам отсчитано лет,
а такого среди самых праведных нет,
чтобы не согрешил хоть немного.
Но и грешный, и праведный, — этот и тот, —
жизнь проводит в чреде бесконечных забот,
а блажен лишь боящийся Бога.
Слух к молве обращая, будь сердцем не слаб:
проклинает тебя твой же собственный раб —
но и ты проклинал властелина!
Ты хотел, чтобы чтили в тебе мудреца,
а придётся узнать на пороге конца:
мудрецу и глупцу всё едино.
То, что в этих словах заповедал тебе,
я постиг по своей многотрудной судьбе, —
далеко, глубоко всё, что было.
Был я глуп и безумен и в жизнь не вникал;
был я жаден до знанья и смыслы искал;
стал я мудрым, но сердце остыло.
Но пока не забылось кипенье страстей,
избегай, говорю тебе, женских сетей,
ибо женщина — горше кончины:
руки женщины — узы, ловушка она,
с ней об истинном благе на все времена
забываешь, не помня причины.
Я благого искал; труд велик и тяжёл;
одного лишь из тысячи мужа нашёл,
а из жён — ни одной: это омут.
Божье благо вовеки неведомо им,
ибо Бог сотворил человека прямым,
а они в ухищрениях тонут.
Есть ли кто на свете, столь рассудком велик,