Экранные поцелуи

Пактер Труди

Она вся сжалась.

— Кто вам рассказал о подтяжке?

Он скрестил пальцы — на счастье, отвел руку за спину. «Прости меня, Жизель, я постараюсь это искупить», — подумал он.

— Жизель мне об этом рассказала. А теперь послушайте, что я вам скажу. Это не имеет никакого значения. Даже если бы вы позволили мне взглянуть на себя поближе, уверен, я бы не обнаружил ни одного шрама. А отсюда вообще ничего не заметно, можете мне верить.

Теперь она посерьезнела.

— Да, но как насчет кинокамеры? Можете вы мне гарантировать, что и на экране ничего не будет заметно? Что, если в крупных

планах я буду выглядеть чудищем заморским?

Он задумался на мгновение.

— Клаудиа, у меня есть для вас предложение. Я говорил вам, что мы собираемся снимать фильм в южных морях. Это такая сага о пустынном острове. Там почти все ходят раздетыми. И вот какая у меня мысль. Мы сконцентрируемся на показе вашего знаменитого тела, по которому все сходят с ума. А лицо будем давать средним планом. Если же понадобится крупный план, нанесем гель на объектив кинокамеры.

Она сделала большой глоток шампанского. От холодных пузырьков язык закололо как иголками. Она почувствовала, что стало легче.

— Звучит заманчиво. Но как я могу быть уверена в том, что вы именно так и сделаете?

— Очень просто. Я включу это в ваш контракт. И, кроме того, оговорю, что все крупные планы попадут в фильм только с вашего одобрения. Если вы обнаружите хоть малейший шрам, кадр не будет использован.

— Это точно?

Он осторожно выдохнул и разжал скрещенные пальцы.

— Ну разумеется. Так что вы теперь скажете?

— Мне это интересно, но я должна подумать.

— Клаудиа, — мягко проговорил он, — у вас нет времени. На прошлой неделе я встречался с Дэном Кейзером. Так вот, он начинает терять терпение. Вы, может быть, считаете, что у вас со студией контракт на три фильма, но если так будет продолжаться, студийные юристы могут решить иначе.

Она поставила бокал на столик. Итак, она его раскусила. Он еще круче, чем кажется с первого взгляда. Гораздо круче. Однако в следующий момент она подумала: какого черта! У нее тоже есть крутые ребята. Ее телохранители.

— Через неделю, — коротко ответила она. — Через неделю позвоните моему агенту. Он вам сообщит о моем решении. — Она взяла оставленное на стуле полотенце, кинула ему. — А теперь одевайтесь, и побыстрее. Через полчаса за мной должны заехать. Я совсем не хочу, чтобы вас застали здесь в таком виде и подумали невесть что.

Делани ушел. Солнце садилось, и, несмотря на теплый вечер, Клаудиа почувствовала, что ее бьет дрожь. Она нагнулась, погладила шелковистую теплую шерсть таксы, свернувшейся у ног. Собака тут же открыла глаза, посмотрела на хозяйку.

— С тобой-то все ясно, — любовно произнесла Клаудиа. — Единственное, что тебе нужно от жизни, — это любить меня и быть рядом со мной. Если бы мужчины, с которыми я встречалась, были похожи на тебя.

Собака как будто поняла ее слова. Вскочила, отряхнулась, взобралась к ней на колени. Они вместе наблюдали, как солнце опускается за холмы, поросшие пальмами.

Она сказала Бобу Делани неправду. Никто не собирался за ней заезжать, и идти ей было некуда. Клаудиа Грэхэм сейчас жила вне светских развлечений, вне киносъемок… и без мужчин.

После того как Чад покинул ее, она оказалась в добровольном заточении. Она отменила все

ранее назначенные встречи и запретила секретарше назначать новые. Агенту сказала, что никого не принимает. Потом поехала в Рим, подтягивать глаза. Она знала, внешность — основное, что притягивает к ней мужчин. Поэтому, когда ее бросали, она считала, что наступило время для исправления внешности. Однако на этот раз все обернулось против нее.

Воспоминание о том, что сделал с ней итальянский хирург, заставило ее снова потянуться за бутылкой шампанского. Она наполнила бокал. Мужчины… они подводят даже тогда, когда им щедро платишь.

Сейчас она вспомнила своего первого мужчину. Его звали Гарри Бак. Она до сих пор помнила, какой он — высокий, худощавый… Помнила его густые черные вьющиеся волосы. Помнила, как он ее бил. Но сейчас предпочитала не думать об этом. Мысленно вновь переживала во всех подробностях их первую встречу.

Ей тогда только исполнилось пятнадцать лет. Она еще школу не окончила. Неудивительно, что он произвел на нее такое впечатление. Ему-то было около тридцати. Он работал комиком в ночном клубе. Мама ей ничего о таких мужчинах не рассказывала. «А если бы она и вздумала меня предостеречь, — улыбнулась Клаудиа, — я бы все равно не стала слушать».

Она пришла посмотреть его представление с друзьями из колледжа. Он выступал в местном танцевальном зале. Между ними сразу возникло влечение. После представления он подошел к ее столику и предложил выпить. Она не отказалась. Не отказала она ему и тогда, когда он предложил поужинать вместе на следующий вечер. Такому, как Гарри, невозможно отказать. Поэтому когда он привел ее к себе в номер после ужина и попросил раздеться и лечь в постель, она сделала, как он велел.

Первые вечера вместе с Гарри чем-то напоминали школу. Она призналась ему, что еще девственница, и он решил не лишать ее невинности. По крайней мере, не сразу. Вначале он играл с ней. Ласкал тугие маленькие груди и между ногами, пока там не выступала влага. А ей хотелось чего-то еще. Так продолжалось три вечера подряд. Она приходила на представление, потом они шли перекусить в кафе отеля, потом поднимались к нему в номер, раздевались, ложились в постель. Он мог ласкать ее часами, пока каждая частичка ее тела не начинала откликаться на его прикосновения. Груди, соски, живот, даже ступни ног. На четвертый вечер она не выдержала:

— Ну, сделай же это. Просто сделай — и все. Иначе ты сведешь меня с ума.

Он положил ее руку на свой пенис, и она в первый раз ощутила, какой он большой и твердый. Все возбуждение предыдущих вечеров, казалось, померкло перед этим. Так вот ради чего все это. Вот чего она от него ждала. Она чувствовала, что ему это нужно так же сильно, как и ей. Ей было не о чем беспокоиться — он знал, что делать.

Раньше она где-то читала, что в первый раз бывает очень больно. Что нужно научиться получать удовольствие. Теперь она поняла, что тот, кто это писал, ошибался. Принять в себя Гарри оказалось совсем не больно, наоборот. Теперь ей казалось, что за всю предыдущую жизнь она не испытывала главного ощущения, И лишь сейчас она ожила, как будто бы проникновение его пениса замкнуло цепь, и наконец-то все вокруг осветилось волшебным светом.