Экс-любовники
Шрифт:
— Приготовлю нам ужин, — торжественно объявляю я, соскакивая с кровати. — Я как раз у Марата на днях пару новых рецептов сфоткала. Сейчас проверю, что есть в холодильнике, и объявлю сегодняшнее меню.
Схватив из кресла футболку Карима, я просовываю в неё руки и слышу, как он меня окликает.
— А?
— Без работы ты не останешься, Вася, — негромко говорит Карим, глядя мне в глаза. — Если тебе нравится работать в ресторане, поищем аналогичную должность. Завтра я с Маратом встречаюсь — скажу, чтобы у своих поспрашивал.
Я возмущённо мотаю головой. Завтра
— Не надо никого просить. Если ты за меня поручишься, будешь чувствовать ответственность, если я вдруг накосячу. А я хочу косячить без чувства вины. Так что я сама. — Немного подумав, добавляю: — Но если уж меня совсем никто не будет брать, то, конечно, приползу к тебе.
Карим усмехается и кивает, дескать, ладно, понял тебя. Я щурюсь с подозрением: на секунду показалось, что увидела в его глазах облегчение.
— И вообще, с чего ты взял, что я сразу побегу искать работу? Я вот, например, подумала, что неплохо бы освоить готовку. И если я это сделаю, тебе, как порядочному мужчине, придётся на мне жениться, потому что ты заберёшь мою кулинарную девственность.
Карим над моей остроумной шуткой не смеётся, наоборот, становится предельно серьёзным.
— Иди сюда, Вася.
Я инстинктивно чувствую, что сейчас меня ждут обнимашки, поэтому без раздумий запрыгиваю на него и, мурча от удовольствия, зарываюсь лицом в шею.
— Хорошая такая, — ласково бормочет Карим, покачивая меня в руках. — Не оторваться.
А я от этих незамысловатых слов неожиданно во второй раз за вечер пускаю слезу. Просто хорошо так. Я какую-нибудь глупость ляпну, а Кариму удаётся увидеть в этом что-то особенное. Вот так сильно он меня любит.
Эпилог
Четыре месяца спустя
— Ой, ну ты натуральная Василя, — хихикает Мила, подкравшаяся сзади. — Ну-как скажи: «Кыстыбый, эчпочмак, исенмесез».
— Пошла ты! — беззлобно рявкаю я и, повернувшись к зеркалу, в последний раз оглядываю себя. Отлично выгляжу, кстати. Кто бы мог подумать, что мне так пойдёт платок.
— Да ладно, это я от зависти. У меня даже одной свадьбы не было, а у младшей сестрёнки целых две.
— Надо было за татарина замуж выходить, — иронизирую я. — Было бы тебе две.
Через полчаса у нас с Каримом состоится никах — это свадьба по традициям ислама. Мама, как узнала, глаза выпучила: испугалась, что деспот Карим меня решил навсегда в платок обрядить. Я ей пояснила, что это только на один день, в знак уважения к его семье и татарским обычаям, и что через неделю у нас обычная свадьба будет. Сразу после никаха мы распишемся в загсе, а официальную церемонию для гостей уже в ресторане проведём.
— Давай помогу, — предлагает Мила, глядя как я пытаюсь застегнуть серёжку. — Эти тебе Карим подарил?
— Ага, — мурлычу я, любовно поглаживая гранёную поверхность бриллианта. — Красивые, да? Балует свою ненаглядную. Ты тоже платок не забудь повязать, кстати.
— Да повяжу,
— С чего бы? Мы с Каримом три месяца вместе живём. Никах — просто формальность.
— Какая разница, сколько вы живёте вместе, — серьёзно говорит Мила. — Ты сегодня за него замуж выходишь.
— Всё равно не нервничаю, — фыркаю я. — Наоборот, хочу, чтобы и никах, и свадьба наконец прошли, и мы улетели на Маврикий. Буду там голой по вилле бегать, объедаться папайей и из бассейна не вылезать.
Про спокойствие я лихо преувеличила, потому что стоит мне увидеть накрытый стол, во главе которого восседает седовласый мулла-хазрат в расшитой бисером тюбетейке, спина под шёлковым платьем начинает нещадно потеть. Ещё и пятки в подоле путаются. Я таких длинных нарядов в жизни не носила.
За одной половиной стола семья Исхаковых сидит, включая Эльсину и Радика, за другой — мама с папой и Сеня. Мужа Милы пришлось взять свидетелем — оказывается, так заведено. Родителям я, кстати, предлагала никах пропустить, на случай если не хотят в чужих обычаях участвовать, но мама возмутилась: мол, ты чего мелешь? И даже платок надеть согласилась. Хорошо, что наша семья не религиозная: нам хоть мечеть, хоть синагога. Не воспламенимся.
Улыбнувшись папе, я перевожу взгляд на Карима. Сидит, мой любимый козлина, довольно зубы скалит. Знает, какое сокровище себе отхватил.
Эльсина показывает мне большие пальцы и довольно выговаривает: «Шикардос». Моё платье мы вместе в мусульманском бутике выбирали. Равиля Марсовна по обыкновению вокруг стола суетится. Интересно, меня теперь будут «кызым» называть? Уж очень хочется.
Мулла что-то говорит по-татарски, судя по жестам, просит садиться. Я занимаю свободный стул рядом с мамой и вот тут уже начинаю волноваться по-настоящему, потому что никто из нас ни слова по-татарски не понимает. Вряд ли сегодня прозвучат мои любимые «ял ит» и «аша».
Карим ободряюще подмигивает, потом что-то говорит отцу и, взяв стул, идёт ко мне. Внутри я млею от облегчения, когда он опускается рядом. Слава богу, не бросил.
— А так можно? — уточняю шёпотом.
— Можно, — Карим успокаивающе сжимает мою руку и издаёт приглушённый смешок: — Фу, какая она у тебя мокрая.
Вот так вот. Научила на свою голову.
— Дошутишься, Исхаков, — шиплю я. — Как передумаю насчёт отмены выкупа и похищения невесты.
Мулла начинает важно говорить на татарском, но потом замечает наши деревянные лица, делает паузу и повторяет то же самое на русском. Я смотрю на него с благодарностью. Молодец такой. Не выговаривает, мол, обязаны язык знать, а относится с уважением. Говорит, что сегодня важный для нас день, после которого мы можем жить вместе как муж и жена, и просит Карима преподнести мне махр — это, как мне ранее объяснили, обязательный подарок жениха невесте, который я должна попросить у него заранее. Я попросила учёбу в автошколе, а то сама ни в жизнь не соберусь. Просто украшений я не ношу, а больше ничего дельного не придумала.