Эксгумация юности
Шрифт:
— Они не могли пойти в гостиницу. Их скорее всего попросили бы предъявить свидетельство о браке.
— А ты разузнал, кто была та женщина?
— Я ведь был всего лишь ребенком, Джо. Меня это не интересовало. Я даже не подумал об этом. Все, что я помню о ней, — так это то, что она носила чулки и у нее были рыжие волосы. Теперь мне кажется, что когда Джеймс хотел взглянуть на наши водоводы, у него в голове вертелась мысль, что там можно было встречаться с той женщиной. Увидев, он, естественно, понял, что это место едва ли годится для таких свиданий. Возможно, после нескольких попыток такой же вывод он сделал и насчет бомбоубежища…
— То есть получается, что он и та женщина решили вместе сбежать?
— Думаю, что да. Так, видимо, подумали и в полиции, когда наотрез отказались разыскивать Джеймса.
— А что это за книга, которую ты хотел тогда забрать в бомбоубежище?
Льюис рассмеялся. Как же много времени прошло с тех пор.
— Вероятно, «Граф Монте-Кристо». Именно тогда я прочитал эту книгу в первый раз.
Глава
Примерно через год после смерти Вивьен Майкл забросил свой автомобиль. Он был ему нужен лишь для того, чтобы возить жену и ее инвалидное кресло. Он крайне редко использовал машину без единственной своей пассажирки. Теперь, когда Вивьен не стало, садиться в автомобиль без нее было просто невыносимо, временами он даже стал чувствовать острую боль в области сердца. Смысл автомобиля остался лишь в том, чтобы иногда ездить в Льюис, где жила Зоу. Машина стояла на улице — на парковке для местных, — и чтобы совсем не посадить аккумулятор, Майкл вынужден был пару раз в неделю кружить по Уэст-Хэмпстеду: по Форчун-Грин-роуд, по улицам, названным в честь древнегреческих героев — Агамемнона, Ахиллеса и так далее. Иногда он выезжал на Шут-ап-хилл и возвращался обратно по Айверсон-стрит. Аккумулятор иногда все-таки садился, и тогда он вынужден был звонить в Королевский автомобильный клуб. Поначалу они заряжали ему аккумулятор бесплатно, в рамках программы помощи членам клуба, но потом заявили, что если так будет продолжаться и дальше, то придется выставить ему счет на оплату. Тогда Майкл окончательно отказался от каких-либо поездок и испытал при этом значительное облегчение.
Тетя Зоу, которая на самом деле не была его тетей и которую он никогда так не называл, жила в Льюисе. Теперь он ездил к ней на поезде, любуясь по пути великолепными сассекскими пейзажами, чего раньше ему не удавалось. Навещать Зоу всегда доставляло ему удовольствие, он никогда не считал это для себя обязанностью. И поезд для этого подходил как нельзя лучше.
Зоу как-то сразу положила конец ужасам его детства с того самого момента, когда он впервые ее увидел. Матери у него не было, она исчезла куда-то в тот год, когда они с друзьями обнаружили водоводы. Отец сказал, что она якобы умерла; потом что больна и лежит в больнице; потом — что все-таки умерла. Нет, она не проявляла к Майклу особой любви, но все же была его матерью. Он жил в доме под названием Эндерби вместе с отцом. Тот разговаривал с ним только в том случае, если нужно было дать сыну какое-нибудь наставление, отчитать за что-нибудь или накормить — чаще всего это были сандвичи с рыбной пастой и «Спамом» [15] . Потом вдруг оказалось, что его мать не умерла, а уехала куда-то, бросив их с отцом. Майкл еще помнил замешательство и недоумение, которые охватили его в тот день.
15
«С п э м» — марка мясных консерв, появившаяся в 1937 г. и во время Второй мировой войны, ставшая одним из основных продуктов питания солдат американской армии. До сих пор служит предметом шуток гурманов.
Отец прознал про водоводы, пришел туда как-то раз и выгнал оттуда всех детей. Он настрого запретил им туда приходить. Майкла и всех его друзей он отправил домой. Потом Уинвуд-старший сказал Майклу, что тот должен уехать к его двоюродной сестре. У нее, по словам отца, был хороший дом и новый муж, и Майклу нужно было привыкнуть к ней и даже полюбить.
— Я никогда ее особенно не любил, — заявил Уинвуд-старший, — но ты все-таки не такой, как я, и, возможно, у тебя получится. В общем, либо полюби, либо смирись с тем, что есть. Она говорит, что пару раз тебя видела. Я что-то не помню, но, может быть, ты помнишь? Собственных детей у нее нет, она не может их иметь, и она очень хочет взять тебя к себе. Это главное. В четверг поедешь к ней в Льюис на поезде.
Джон Уинвуд, которого больше никто не называл Вуди, отправился по лестнице наверх и начал напевать гимн «Пребудь со мной». Майкл не слишком доверял отцу, для этого у него и не было особых причин, но он все-таки думал, что тот тоже сядет с ним в поезд. Но у Джона, оказывается, не было ни малейших намерений это делать. Он сложил вещи Майкла в мешок, на сей раз напевая «О, Боже, наша помощь в веках прошлых», запихнув туда носки и одежду, из которой Майкл уже вырос. Он поехал вместе с ним на станцию, посадил в поезд. Отец сказал, что поговорил с проводником и дал ему на чай, чтобы тот присмотрел за Майклом в пути. А потом просто ушел, не дожидаясь, пока поезд тронется. Напоследок он проворчал, что забыл захватить приготовленные в дорогу сандвичи. Эта поездка в поезде, нескончаемый дождь, капли, бьющие по стеклам вагона, не по-сентябрьски холодная погода — все это сложилось в самое мрачное утро в жизни Майкла. Его охватило тогда странное чувство — смесь паники и отчаяния. У него был билет, но при этом ни пенса денег. Ему хотелось в туалет, но он понятия не имел, где его искать. Он не знал, есть ли вообще туалет в поезде. Дама, которую он запомнил на всю жизнь — полная, очень дружелюбная, с небольшой собачкой на коленях, — спросила, все ли с ним в порядке и кто из взрослых сопровождает его. Майкл, не зная, куда деться от стыда, робко спросил у нее, нет ли здесь уборной, и дама тут же вызвалась проводить его, взяв своего йоркширского терьера в охапку. После этого, несколько расслабившись и успокоившись, он погладил песика и разговаривал с ней до самого Льюиса.
Дама помогла ему сойти с поезда, несла его чемодан — поскольку сам он даже не мог его поднять — и сказала, что побудет с ним, пока за ним не придет его тетушка. Но едва она это сказала, как к ним подошла невысокая, аккуратно одетая, симпатичная леди в цветном платье. Она наклонилась к нему и спросила, можно ли ей поцеловать его. После поцелуя Майкл почувствовал восхитительный аромат роз.
— Ты приехал один?!
Это был самый сильный упрек со стороны Зоу, который он когда-либо слышал от нее в адрес его отца. Она тепло поблагодарила даму с собачкой и отвезла Майкла на машине к себе домой. На машине! Которую она сама водила! Она была, конечно, не первой женщиной-водителем, которую он знал, но одной из немногих. Зоу с такой нежностью и добротой расспрашивала его обо всем — что ему нравится делать, что он любит есть, во что играть, — что поначалу он решил, что все это происходит во сне, а не на самом деле. Но это было наяву, худшее утро в его жизни сменилось одним из лучших дней, и с тех пор Зоу, а также ее муж Крис и собака обеспечили ему счастливую и в общем-то беззаботную жизнь. Это счастье продолжалось долгие годы, омрачаясь лишь незначительными неприятностями, которые всегда в той или иной степени сопровождают человека — пока не случилось самое ужасное — смерть Вивьен.
Среди упомянутых «незначительных неприятностей» был его первый брак. Конечно, Бабетта была ошибкой. Он женился на ней, потому что, когда молодому человеку исполняется двадцать четыре года, он обручается с девушкой, потом женится на ней. Обычно это первая девушка, к которой он ходит на свидания, — чаще всего какая-нибудь машинистка. В его случае — секретарша, работавшая в одной из юридических контор Льюиса, куда он поступил после окончания университета. Бабетта была довольно симпатичной и на редкость словоохотливой. Он сразу придумал для нее определение, которое потом надежно закрепилось в голове: «легкомысленная». В конце каждой фразы, которую она произносила, она хихикала. Некоторое время это его забавляло. Теперь, если он вообще вспоминал о ней когда-нибудь, то ломал голову над тем, как он мог на это попасться. За двадцать или тридцать лет ее хихиканье просто раскромсало бы его нервы. Но надо сказать, что его мрачный сарказм тоже был для нее не подарок и порой доводил до слез. Конечно, для них сгодилось бы сожительство, но никак не брак… Кто, если только не какой-нибудь пуританский фанатик, мог заклеймить такую систему? В их с Бабеттой случае, когда казалось, что разойтись просто так нелегко, поскольку ни один из них не совершил прелюбодеяния и не оскорблял партнера, Бабетта вдруг влюбилась в какого-то высокопарного глупца, вскружила ему голову и сбежала от Майкла. К тому времени законодательство существенно изменилось, и по закону от 1973 года Майкл получил быстрый развод.
Вивьен была дочерью кузины Криса — на семнадцать лет моложе Майкла. Они познакомились на одной из семейных свадеб. Она была совершенно не похожа на Бабетту: высокая, стройная, с оливковой кожей и с черными волосами, очень спокойная. Эта женщина смеялась только тогда, когда было над чем смеяться. Она работала директрисой (так их тогда называли) начальной школы в Уэст-Хэмпсте-де, а Майкл — в юридической конторе на Финчли-роуд. Они купили себе дом на Ингем-роуд, рядом с автобусной остановкой. Это место вдохновляло Майкла на поэзию.
Иногда ему казалось, что он любил ее слишком сильно, а их детей — не очень. Это, естественно, не значит, что он не заботился о них неизмеримо больше, чем его родители заботились о нем самом. О детях никогда не забывали, и его возможный недосмотр или безразличие Вивьен всегда восполняла своим безмерным обожанием. К своему стыду, он иногда — когда оставался наедине с собой — признавался, что не слишком переживал бы, если бы у них с Вивьен не было детей. Он ревновал даже из-за ее любви к ним, хотя она отнюдь не обделила его своей любовью, не взяла у него ни капли, и он знал об этом. Трудность заключалась в том — он понял это благодаря самоанализу, — что он испытывал проблемы с любовью, то отдавая слишком много, то недостаточно, не зная, как с ней правильно обращаться.
Она умерла молодой, по крайней мере для него сорок девять лет были еще молодостью. В то время рак молочной железы был практически неизлечим. К тому времени дети уже поступили в университет. Оба были умны, хорошо учились. Сын работал над дипломом, дочь продолжала обучение в медицинском колледже. Они иногда навещали его, но только потому (или, может быть, так ему казалось), что Ингем-роуд ассоциировалась у них именно с матерью. Они никогда не поднимались на второй этаж в комнату Вивьен. Ее спальню он оставил в том виде, в котором она была при ее жизни. Что касается его, то он продолжал в том же духе — проводя экспертизы и составляя контракты для своих клиентов. Как он однажды себе признался, его сердце было разбито. Но это была не та давняя травма, когда его бросили родители. Вивьен смогла залечить ее, но теперь и она ушла. Будучи ребенком, он никогда не плакал. Он знал, что это бесполезно. Но после смерти Вивьен слезы часто лились из его глаз. Может быть, это жалость к самому себе? Возможно. Просто у тех, кто смеется над ней, никогда не было повода ощутить ее.