Эксгумация юности
Шрифт:
— Но какая разница, если это было до того, как он встретил тебя?
— Он встретил меня раньше. Когда мы были детьми. Ее — тоже. Он забыл обо мне на долгие годы, а ее помнил и не мог дождаться, чтобы поскорее соединиться с ней.
— Неужели сейчас это имеет какое-то значение?
— Конечно, имеет! Откуда мне знать, что он не спал с ней все эти годы? С людьми так бывает, я читала. Они встречаются, затем разлучаются на несколько лет, встречаются, и все начинается опять. Именно так и произошло с твоим отцом и той женщиной.
— Ты этого не знаешь! — возразила Джудит.
— Это
Эта резкая тирада была прервана звонком в дверь. Одновременно зазвонил мобильный телефон Джудит. Она уже давно не была так рада услышать голос мужа.
— Думаю, я тоже мог бы приехать, — сказал Морис.
Его приезд не доставил особого удовольствия Розмари. Она всегда немного стеснялась, даже побаивалась зятя, но теперь, казалось, совершенно забыла об этом.
— Наверное, Джудит уже все тебе рассказала. Знаю, моя дочь не тратила время впустую. Да, я пыталась убить эту прелюбодейку. — Это слово уже было настолько устаревшим и архаичным, что вышло из употребления, наверное, до того, как родилась сама Розмари. Но она использовала его с каким-то особым рвением. — Я хотела это сделать. Положила в сумочку разделочный нож, и когда эта тварь заявила, что любит его и не бросит, нанесла ей удар. Сначала промахнулась, а когда попробовала еще раз, то нож наткнулся на что-то твердое. Чертов жакет!
— Предлагаю всем выпить, — сказал Морис, вспомнив испытанный способ разрядить обстановку.
Еще один способ заключался в том, чтобы выйти куда-нибудь вместе пообедать. Что Морис тут же и предложил — но не в порядке попытки, а твердо и решительно.
— Как хотите. Мне все равно. Отправляйтесь, если вам так хочется. Я останусь здесь.
— Смысл как раз в том, чтобы взять с собой маму, — поджала губы Джудит. — Думаю, тебе нужно пойти с нами.
— Я больше не поеду ни на какой обед или ужин. И вообще никуда не поеду. Видимо, вы все-таки не понимаете, в каком положении я оказалась. Я пыталась прикончить любовницу моего мужа и буду пробовать, пока мне это не удастся. Потом меня посадят в тюрьму, дадут пожизненный срок. Но долго сидеть мне не придется. — На последнем слове голос Розмари повысился почти до крика. После чего она разрыдалась. Крики, рыдания, слезы, снова крик. Она рвала на себе волосы, дергала одежду, потом зарылась с головой в подушки на диване, снова села и закричала.
Ошеломленные дочь с зятем уставились на нее, не в силах двинуться с места. Оба знали, что следовало отрезвить ее пощечиной, что это самое действенное средство, но никто так и не решился на это. Джудит подсела поближе к матери и попыталась обнять ее. Розмари отмахнулась, затем внезапно выпрямилась и задрожала, покачиваясь из стороны в сторону. Несколько раз глубоко вздохнув, она наконец затихла.
— Я останусь вместе с вами, — тихо сказал
— Спасибо, любимый…
Розмари заговорила. Ее голосом теперь стал хриплым.
— Что ты сделала с моим ножом?
— Оставила там, мама. В доме Дафни…
— Жаль, — проговорила Розмари. — Но у меня есть и другие ножи…
Если Джудит и ее матери показалось, что на Алана и особенно на Дафни это внезапное нападение Розмари не произвело особого эффекта, то их внешнее спокойствие было результатом незаурядного владения собой. Раньше проявлять такое умение у них не было большой нужды, но теперь такая необходимость появилась. Оба поняли, что проявить напускное безразличие, как бы не поверив, что Розмари имела самые серьезные намерения, в такой ситуации — решение наиболее благоразумное. Но когда все закончилось и жена Алана вместе с дочерью уехала, они поддались охватившему их шоку, крепко обнялись и долго лежали, чувствуя дрожь друг друга.
После долгого молчания Алан наконец откашлялся и сказал:
— Прости. Это я во всем виноват.
— Нет, не ты. Виновата я.
— Я не знал, что Розмари на такое способна. Мне бы такое даже в страшном сне не приснилось. И до сих пор не могу поверить.
— Все, кого мы знаем, все, кого мы когда-либо знали, все, кто живет на этой улице, — которых мы знаем с детства и которые до сих пор живы, — все будут на стороне Розмари. Ты это понимаешь? Они будут ей сочувствовать и всячески осуждать нас. Но правы ли они?
— Не знаю. Знаешь, что до сих пор не выходит у меня из головы? Что все это началось еще в водоводах, из которых нас потом выгнал мистер Уинвуд…
В комнате для гостей на узкой кровати Джудит и Морис лежали, словно средневековая пара на смертном одре. Морис был высоким мужчиной и явно не страдал худобой, отчего его жене было довольно тесно.
— Это первая постель мамы и папы, — прошептала она. — Здесь были зачаты я и Оуэн…
— С трудом могу себе это представить…
— Новой широкой кроватью они разжились лишь много лет спустя. Что нам делать с мамой, дорогой?
— Может, заберем ее завтра с собой?
— Ну, если она согласится, — сказала Джудит.
— Я пока с трудом верю в то, что она натворила. То есть я знаю, что она сделала, но это по-прежнему невероятно. Неужели она попытается еще раз? Если она будет с нами, то мы по крайней мере сможем за ней присмотреть.
— О боже! Думаешь, мы должны так поступить? Мне нужно поспать, я так устала, дорогой. Перевернись, пожалуйста, и позволь мне положить руку тебе на талию.
— У меня нет талии, — уточнил Морис.
В это время Розмари, распластавшись на большой кровати в другой спальне, лежала с открытыми глазами, размышляя над тем, что бы теперь с ней было, если бы покушение на Дафни все-таки увенчалось успехом. Наверное, сидела бы в камере в отделении полиции «Пэддингтон-Грин». Она видела это место по телевидению, оно было довольно известным и располагалось не так далеко от Гамильтон-террас. Завтра утром, то есть уже сегодня, ее доставили бы в суд магистрата, возможно, в тот, что в Мэрилбоуне. Удивительно, что она знала подобные вещи. Она была отнюдь не наивной домохозяйкой, какой, видимо, ее считали дети и муж.