Экслибрис
Шрифт:
Пламя свечей отплясывало свой магический танец, а я тем временем рассказывал ей все, что узнал за последние пару дней; вернее, почти все. Я сомневался, что мне следует раскрывать все карты. Я решил ничего не говорить о зашифрованном письме и о моих догадках, связанных с ним. Зато рассказал все о «Золотом роге», о странном аукционе и о докторе Пиквансе, а в заключение — о той огромной стопке каталогов, что я закончил просматривать всего пару часов назад. Однако я заметил, что упоминание имени Генри Монбоддо не вызвало у нее никакого недоумения. В это время мы приступили к десерту, сладкому пудингу. Помедлив немного, я спросил, известно ли ей это имя.
— Конечно, известно, — коротко ответила она и,
— Вот как?
— Да. — Она поднялась из-за стола, и я сделал то же самое — пожалуй, слишком поспешно. От вина у меня закружилась голова. — Пойдемте со мной, господин Инчболд. Я должна показать вам кое-что. Видите ли, я тоже сделала одно открытие, касающееся Генри Монбоддо.
Сначала меня провели по коридору, а затем через маленькую ротонду в спальню. Очевидно, сэр Ричард, по крайней мере, пытался обустроить эту часть Пултени-хаус для своей гостьи, поскольку стены были оклеены новыми обоями, а обстановка комнаты включала кровать с пологом на четырех столбиках, кресло и зеркало, чья покрытая бурыми пятнами поверхность показала мое причудливо укороченное и горбатое отражение, когда я остановился на пороге. Рядом с кроватью на полу стояла дорожная сумка, из которой высовывались небрежно уложенные наряды. Я торчал в дверях, как столб, как деревянный индеец из табачной лавки.
— Пожалуйста, господин Инчболд. — Показав на кресло, она склонилась над дорожной сумкой. Окно было открыто, и я уловил мягкий шорох бархатных штор. — Не желаете ли присесть?
Я направился к креслу и смотрел с тревогой и настороженностью, как она роется в своем сундуке, сначала пробираясь через слой одежды — перед моим взором промелькнули женские сорочки и блузы, сминавшиеся от ее прикосновений, — а затем добравшись до более глубоких отложений. Наконец, найдя искомое, она протянула мне извлеченную на свет Божий пачку бумаг.
— Очередная опись, — пояснила она, присаживаясь на край кровати.
— Такая же, как на Понтифик-Холл? — Мне хорошо запомнился тот документ: шесть удивительных страниц, и на каждой — подписи четырех советников графства.
— Не совсем такая же. Эта составлялась почти на тридцать лет позже. Она включает только книги, как видите. Каталог библиотеки Понтифик-Холла в тысяча шестьсот пятьдесят первом году.
— Непосредственно перед конфискацией имения?
— Да. Перед тем как мы отправились в изгнание, лорд Марчмонт сделал оценку всего содержимого библиотеки. Он собирался продать всю коллекцию. Мы были… стеснены в средствах. Но не смогли найти покупателя. Сложное было время. То есть не нашлось никого, кому бы лорд Марчмонт имел хоть малейшее желание продать нашу коллекцию. Поэтому он задумал переправить библиотеку во Францию. И даже уже договорился, что «Бельфеба», один из немногих военных кораблей, не переметнувшихся к Кромвелю в сорок втором году, перевезет ее из Портсмута через Английский канал. Но его план, конечно, провалился. Недели за две до того, как мы собирались отправить книги из Понтифик-Холла, «Бельфеба» затонула около острова Уайт. Неожиданно налетевший шторм. Но, как оказалось позднее, это кораблекрушение спасло нашу коллекцию. Нет нужды говорить вам, что могло бы произойти в ином случае.
Нужды действительно не было. Множество библиотек, перевезенных во Францию для сохранности на время Гражданской войны, стали собственностью французской короны согласно Droit d'Aubaine [118], то есть праву наследования имущества после смерти их владельцев. Участь, которую книги сэра Амброза несомненно разделили бы после смерти лорда Марчмонта.
— Я обнаружила эту опись в том подвале, где хранился архив, — продолжала Алетия. — На дне гроба, через день после того, как вы покинули Понтифик-Холл. Иначе я, безусловно, сразу отдала бы ее вам. — Не вставая с кровати, она чуть подалась вперед. — Очень подробная, как вы можете заметить.
— И здесь упоминается наш манускрипт?
— Разумеется. Но это еще не самое интересное. Пожалуйста, не желаете ли взглянуть на последнюю страницу? Там вы обнаружите, что библиотеку описывал и оценивал человек, которому лорд Марчмонт поручил продать ее.
Опись состояла по меньшей мере из пятидесяти листов, бесконечная череда имен авторов, названий, издателей, цен. У меня закружилась голова. Слишком много каталогов пришлось мне перечитать за тот день. Но последняя страница оказалась пустой, как я увидел, если не считать нескольких слов, написанных в конце листа: «На 15 февраля 1651 года вышеперечисленная книжная коллекция оценивается суммой 47 000 фунтов стерлингов; оценку производил Генри Монбоддо, Уэмбиш-парк, Хантингдоншир».
Я почувствовал неприятную тяжесть в животе и, подняв глаза, обнаружил, что Алетия внимательно следит за моей реакцией.
— Генри Монбоддо, — задумчиво пробормотала она. — Человек, хорошо известный среди роялистских изгнанников в Голландии и Франции.
— Значит, вы знали его?
— Разумеется, знала. — Она взяла у меня опись и аккуратно положила ее обратно в сумку. — Или, вернее, я встречалась с ним по делу один или два раза. В то время он работал в Антверпене, — продолжала она, столбики кровати тихо скрипнули, когда она вновь села на свое место. — Торговец картинами и другими произведениями искусства. Он устраивал распродажи многих библиотек и картинных галерей, включая коллекции Йорк-хауса. Вам известно о них?
Я кивнул, вспоминая каталог Пикванса за 1654 год с описанием предметов из «замечательной коллекции» младшего герцога Бекингема.
— Мы все тогда переживали тяжелые времена. Бекингем также сидел без денег. Йорк-хаус конфисковали, и многие из сокровищ, собранных его отцом, достались людям Кромвеля. Поэтому в сорок восьмом году, для пополнения доходов герцога, Монбоддо продал около двух сотен его картин. И получил за них приличную сумму, поскольку недавно был подписан Вестфальский мир, и, следовательно, грабительские источники грозили иссякнуть. И правда, после Вестфальского мира поток ценностей вполне мог прекратиться совсем, если бы закончились беспорядки здесь, в Англии.
— Значит, Монбоддо продавал книги и картины для обедневших изгнанников? Для всех тех, чьи поместья были конфискованы?
Она кивнула:
— Он находил покупателей для их художественных коллекций. Герцогов и принцев, которые хотели украсить ими свои библиотеки и кабинеты. Он наладил связи со всеми странами христианского мира. Мой отец не раз имел с ним дело, занимаясь поставками для коллекций императора Рудольфа.
— Вы хотите сказать, что сэр Амброз тоже встречался с Монбоддо?
— Да. Гораздо раньше, конечно. Монбоддо вел переговоры с такими посредниками, как мой отец, и получал за это отличные комиссионные. — Она перевела взгляд на книгу Агриппы, которую я держал в руке. — Мне кажется, как раз с ним он вел переговоры в Вене по поводу покупки коллекции фон Штайнера. О деятельности Монбоддо ходило много слухов, — добавила она. — Поговаривали, что он обслуживал не только роялистов, которым не под силу было платить налоги со своих имений, но и клиентов совсем другого рода.