Экспансия Генома
Шрифт:
— Слушай. Ты человек уважаемый, — обратился Хан к старому вору. — Только я никак не пойму, куда ты клонишь.
— А ты не торопись, — неожиданно сурово отрезал патриарх уголовного мира. — Поймёшь ещё.
— Сдаётся мне милок, что, когда ты людям о своём житие-бытие рассказывал, не всё ты рассказал. Кое-что утаил.
— Да ты о чём, старый? — неприязненно удивился Гиви.
— Ну, например, о том времени, когда ты в конце 90-х срок отбывал в Мордовской колонии.
Что-то явно пошло не так, потому что Гиви переменился в лице, и все присутствующие это заметили.
— Ну-ка, погодь, — насторожился Хан. — Мы с Гиви в это время вместе сидели. Я там смотрящим за зоной был. О чём речь? — и он перевёл требовательный взгляд на Гиви.
— Да, гонит он. Свихнулся, на старости лет, — отводя глаза, пробормотал Гиви.
Хан долго недоверчиво смотрел на него, затем повернулся к «Дяде Ване».
— Обосновать сможешь? — поинтересовался он.
— Сынок, ну-ка подай мне ту папочку с документиками, — попросил старый вор своего молодого спутника с дипломатом.
Тот аккуратно открыл кожаный чемоданчик, вынул из него старую, потрёпанную картонную папку и, подойдя, передал её старику.
Самая обычная папка для делопроизводства и подшивки документов, ещё из прошлого века, с надписью Дело №… Такие папки хорошо знакомы опытным уголовникам, именно в них менты подшивали бумаги по уголовным делам. Многие, присутствующие в зале, насторожились.
А я подумал, что уж больно удачно появилась эта папочка, прямо как «рояль из кустов», аккурат к сегодняшней сходке. И вряд ли добыли её люди старого вора. Всё же не те у них возможности. Тут чувствовалась длинная рука генерала Власова с его всемогущей Конторой.
— Верно, верно. Именно ты Хан тогда и был смотрящим за зоной. Как же ты крысу проморгал? — участливо попенял старый вор.
Хан сидел молча, с каменным лицом. На него нахлынули воспоминания. Зона была «красной», он был там единственным законником и вёл жестокую войну с администрацией колонии и активом. Вспоминал не только головой, но и сломанными рёбрами, отбитыми почками и повреждённой селезёнкой. В конце концов, он одержал верх, и администрация была вынуждена договариваться с ворами и смягчить режим. Победить-то он победил, только вот утраченное в этой борьбе здоровье уже не вернёшь.
Но много непонятного происходило в ту пору. Откуда-то заместитель начальника ИТУ по режиму частенько узнавал о воровских планах и успевал принять меры. Кто работал на «кума» и сливал тому информацию, выяснить тогда так и не удалось. Ясно было только, что это человек из ближнего окружения Хана.
И вот теперь Хан сидел, держа в руках потрёпанную папку, и не решался её открыть. Подняв голову, он увидел, что все смотрят на него и, наконец, открыл папку, уже зная, что там увидит, и отсутствующим взглядом уставился на первую страницу.
Обычная старая пожелтевшая дрянного качества бумага, вставленная в современный пластиковый файл формата А4, с обязательством заключённого номер такой-то о сотрудничестве, ФИО и приклеенная фотография. Затем перевернул страницу и обнаружил в следующем файле несколько старых, пожелтевших фотографий. На которых был изображён заключённый и хорошо знакомый ему «кум» Мордовской колонии, подполковник Звягин. Эту рожу Хан будет помнить до самой своей смерти.
Заключённого он тоже хорошо знал, спутать его с кем-нибудь было невозможно.
Фотографии были сделаны через зеркальное стекло, незаметно для находившегося в комнате заключённого, чтобы было чем прижать его, если вдруг тот взбрыкнёт. Вот зек принимает из рук подполковника сигарету. Вот сидит с ним за столом, на котором разложены бутерброды с колбасой, сыром и несколько конфет и пьёт чай. Вот кум стоит за его спиной, положив ему руку на плечо, а тот подписывает какую-то бумагу.
Затем Хан машинально взглянул на подшитую следом пачку доносов и закрыл папку, безразлично уставившись в пустоту.
— Что там? — поинтересовался, сидящий рядом Давид.
Хан молча передал ему папку. Давид пролистал её и так же молча закрыл.
— Ошибки быть не может? — поинтересовался он.
Хан безразлично покачал головой:
— Не. Я эту гниду на всю жизнь запомнил. Зам по режиму, его ни с кем не спутаешь.
Хан долго сидел молча. Наконец, собравшись, поднял голову и тусклым голосом объявил:
— А «Дядя Ваня» прав. Крыса среди нас завелась. Моя вина.
Все взгляды переместились на Гиви. На того было больно смотреть. Вор побледнел, руки его тряслись, одно веко непроизвольно дёргалось.
— Хан. Я всё могу объяснить.
— Да нечего тут объяснять, — равнодушно ответил тот. — Что теперь делать будем? — обратился он к «Дяде Ване».
Тот пожевал губами и задумчиво произнёс:
— В прежние времена бы его однозначно прямо на сходке «посадили на перо». Но теперь времена другие, да и пачкать руки об эту мразь уважаемым людям не дело. Поэтому предлагаю «дать по ушам», снять с него корону и пусть валит отсюда. Но! Ты крысу проворонил, твой косяк. Тебе с ним потом и решать.
— Все слышали? — встал с кресла Хан, выпрямляясь во весь свой немалый рост. — Кто-то против? — все промолчали. — Значит, так и порешим.
Хан повернулся к трясущемуся стукачу.
— Гиви, ты всё слышал. Теперь ты больше не вор, сообщение людям, по крыткам и на зоны я разошлю. А теперь пошёл вон. Успеешь исчезнуть твоё счастье. Мир большой. Нет — сам знаешь.
Гиви, сгорбившись, нетвёрдой походкой побрёл к выходу, но дойти до дверей не успел.
— Эй, Гиви. Ты ничего не забыл? — окликнул его Китаец.