Экспедиция в ад
Шрифт:
Впрочем, сдаваться я пока не собирался.
7
Ночью мне приснилась Лита. Такой, какой она мне навсегда запомнилась, – смеющейся, с распущенными волнистыми волосами. Она что-то говорила, но слов было не разобрать. Был только голос – нежный, звонкий, звучащий, как музыка. Мы были на пляже, как тогда, перед самым моим отлетом. Зеленоватые волны Изумрудного океана Сороры лениво лизали белый песок, мы любовались ночным небом и разговаривали.
Лита, пожалуй, была первой женщиной, которой я по-настоящему открылся. Мы с ней могли разговаривать
Сейчас, после трех кошмарных лет на Альдебаране и всей этой пакостной истории с Кроуэллом, воспоминания о Лите казались несбыточными грезами. А было ли все это на самом деле? Неужели было? Стройная фигурка на фоне заката, щекочущая мягкость шелковистых волос, блеск бездонных зеленых глаз и нежный, завораживающий голос…
«Я буду тебя ждать…»
Свет резанул по глазам, как вспышка ослепляющей гранаты. Я смачно выругался, приподнялся на локте и, щурясь, злобно взглянул на стоящих у двери охранников.
– Чего надо?
– Собирайся, к тебе посетитель, – мрачно заявил тот, что стоял поближе ко мне.
– Что, прямо среди ночи?
– На твоем месте я бы поторопился.
Я, кряхтя, поднялся с лежанки и последовал за ними. Мы долго плутали по безлюдным коридорам и в конце концов остановились перед маленькой неприметной дверью рядом с выходом на пожарную лестницу. Она мало походила на вход в комнату для посещений. Я вопросительно взглянул на сопровождающих, но они и бровью не повели. Встали чуть поодаль и взяли на изготовку лучеметы. Пожав плечами, я открыл дверь и вошел внутрь.
Темно, как в могиле. Впрочем, я сразу почувствовал, что не один. Где-то в этой тьме скрываются еще как минимум трое. И чутье опытного ганфайтера подсказывает, что сейчас не стоит делать резких движений.
Вспыхнула лампа под потолком – какой-то архаичный светильник с конусовидным абажуром. Он выбросил вниз узкий сноп желтоватого света, выхватив из тьмы сидящего на стуле человека. Очертания комнаты по-прежнему скрадываются мраком, так что она кажется бескрайней. И где-то там, за спиной сидящего, маячат две смутные фигуры, от которых так веет смертью.
Я пригляделся к незнакомцу. Это старик. Седые волосы гладко зачесаны назад, шикарный костюм сидит на сухощавой фигуре как влитой, падающий сверху свет отбрасывает резко очерченные тени на лицо, делая его похожим на безжизненную маску. Да, это старик, но ни в позе, ни во взгляде его нет ничего немощно-старческого. Наоборот, он кажется высеченным из единого куска гранита. В глазах же – стального цвета, блестящих – явственно чувствуется что-то хищническое. Впрочем, меня это мало тронуло.
– Кто вы? – спросил я, потому что незнакомец не издавал ни звука, лишь пристально разглядывал меня, словно примериваясь, как бы получше вцепиться в глотку.
– Мог бы и сам догадаться! – презрительно скривился он. – Меня зовут Кроуэлл. Бенджамен Эрнест Эдгар Кроуэлл. Собственной персоной, так сказать.
В голосе его, тоже отнюдь
– Мне нет нужды разъяснять тебе ситуацию, Нортон. Ты знаешь, что нужен мне, и знаешь, зачем нужен. Я тоже нужен тебе. Только я могу вытащить тебя отсюда, пока твое дело не передали в суд.
Какое-то время я помолчал, разглядывая его. Потом заговорил, стараясь, чтобы голос звучал безучастно:
– Это ведь вы подослали тех головорезов ко мне в номер, не правда ли? Грязная игра. А я терпеть не могу, когда меня подставляют.
– Я посылал тех людей, чтобы они доставили тебя ко мне, а не затем, чтобы ты их прикончил. Так что ты сам все это заварил, и нечего строить из себя оскорбленную невинность! Но мы теряем время. Я жду твоего ответа.
– Я ведь уже ответил этому вашему прихвостню Ковальски. И своих решений я не меняю.
Старик вспыхнул, да так неожиданно, что я вздрогнул.
– Да кого ты из себя корчишь?! Ты что, до сих пор не понял, с кем имеешь дело?! Тупая неблагодарная скотина!!
Кроуэлл замолчал и несколько секунд сверлил меня ненавидящим взором. Впрочем, он быстро взял себя в руки.
– Я вытащил тебя с Альдебарана, и теперь ты мой, Нортон, со всеми потрохами. Здесь ты никто, я – бог! Я могу сделать с тобой что угодно. Могу прямо сейчас пристрелить, как собаку!
Я промолчал, небрежно скрестив руки на груди. Уже давно для того, чтобы испугать меня, нужно что-то гораздо большее, нежели просто слова.
– Но я приготовил для тебя более достойную участь. Как ты думаешь, если твое дело передадут в суд и если я переговорю со знакомыми прокураторами, на какой приговор ты можешь рассчитывать? Молчишь? Небось мечтаешь, что снова вернешься на Альдебаран? Нет уж, тебе теперь прямая дорога на Ад!
Он замолчал – видно, чтобы насладиться произведенным эффектом. Но подобный вариант для меня не был неожиданностью. Мысль о том, что мне могут назначить высшую меру наказания, билась в мозгу с тех пор, как я вернулся с допроса у Тахимото, и грозила свести меня с ума. Кроуэлл прав. Теперь я полностью в его власти. И мне уже не вырваться, как ни пытайся. Остается единственный шанс. Но я упрямо не хотел признаваться в этом даже самому себе. Признавать то, что меня приперли к стенке, не оставили выбора.
– Слушай, Нортон… – неожиданно тихо сказал Кроуэлл. Мне показалось, что голос его чуть дрогнул. – У тебя есть дети?
– Не знаю, – немного подумав, ответил я. – Может, и есть. Но я о них ничего не знаю…
– Ты ведь тоже не так уж молод, Нортон. Ты поймешь меня… – Он заглянул мне в глаза, и сейчас это уже был взгляд старика – не беспомощного и дряхлого, но умудренного жизнью и очень от нее уставшего. – Когда смерть начинает навязчиво заглядывать тебе в лицо, поневоле задумываешься над тем, каков был твой жизненный путь. Я стар, Нортон. Я гораздо более стар, чем ты думаешь. Но даже с моими деньгами и со всеми чудесами медицины я не могу жить вечно. Да и зачем мне это? Я уже устал от жизни, и смерть меня совсем не страшит. А бессмертие… Единственное бессмертие, которое доступно человеку, – это повторять себя в детях. Отдавать им всего себя, чтобы потом знать, что, когда придет твой час, после тебя останутся те, кто будет о тебе помнить, те, кто будет нести частичку тебя дальше, через годы, через века…