Экспедиция в ад

Василенко Владимир Сергеевич

– Это главная пещера, – сказал Бао. – Вон там начинаются ходы. Ведут внутрь горы.

– Далеко?

Он пожал плечами:

– Мы далеко не забираемся. Наоборот, замуровали много. Чтобы оттуда ничего не полезло.

– Куда сейчас? – спросил я, оглядываясь.

В пещере, похоже, собралось все население лагеря. Занимаются кто чем, но цель у всех, похоже, одна – произвести побольше шума. Всеобщий гвалт, многократно отражаемый гулким эхом, начинает давить на уши. А в сочетании с красноватым, колыхающимся светом костров открывшаяся взору картина производит воистину неизгладимое

впечатление. На старушке Земле был один художник… Босх, кажется. Любил, знаете ли, всякие демонические пейзажи. Здесь бы ему было где разгуляться…

– К Джамалу. Ханс уже у него.

Желтоволосый действительно куда-то запропастился.

– Что за Джамал?

– Увидишь…

Бао провел меня к дальнему краю пещеры, где в стене зияли чернотой несколько больших проемов.

– Сюда, – буркнул он, нырнув в крайний слева ход. Я последовал за ним. Не заметив в темноте выступа на потолке, здорово приложился об него затылком. Зашипел от боли.

– Осторожней, – запоздало предупредил узкоглазый.

Узкий извилистый лаз вывел нас в небольшую пещеру, освещенную едва тлеющим костром и парой факелов. Здесь нас встретили двое головорезов, с головы до пят увешанные оружием. В одном из них я узнал Ханса.

Бао вопросительно вскинул голову, и желтоволосый чуть посторонился, пропуская нас ко входу в очередной лаз.

– Пусть идет. Один. Пушки оставить здесь.

Чуть помедлив, я достал из-за спины огнестрел узкоглазого и вместе со своим вручил его Хансу. За винтовками последовал тепловой бластер вместе с кобурой, пояс с гранатами… Остался только нож в притороченных к лодыжке ножнах и еще кое-какие сюрпризы во внутренних карманах комбинезона.

Обыскивать меня не стали, что довольно-таки опрометчиво с их стороны. Ханс лишь кивнул, приняв оружие, и мотнул головой в сторону хода, подсвеченного изнутри красноватым светом факелов и оттого похожего на жерло печи.

Пригнувшись, я шагнул в узкий штрек, судя по следам на стенах, прорубленный в скале вручную, кирками. Идти пришлось недолго, с десяток шагов. Затем лаз резко расширялся, переходя в довольно обширную пещеру с естественным возвышением посередине. По всему периметру в скалу вбиты железные крючья, на которых покачиваются на ржавых цепях круглые чаши-светильники. В некоторых из них весело пляшет пламя, в некоторых лишь слабо светится остывающая кучка углей. В центре пещеры – массивная жаровня на разлапистой треноге. На решетке жаровни шкворчат несколько узких ломтей мяса.

Я прищурился, заметив какую-то возню сбоку от жаровни, в немыслимой груде тряпья и шкур. До меня донесся какой-то полувсхлип-полувзвизг, и груда вдруг исторгла из своих недр нечто женского пола, абсолютно голое, с гривой черных спутавшихся волос. Увидев меня, это нечто откинуло волосы с лица, оказавшегося вопреки моим ожиданиям довольно-таки смазливым, разве что чумазым донельзя и с огромным синяком на левой скуле. Окинув меня изучающим взглядом черных, бесовски поблескивающих в свете факелов глаз, девица ухмыльнулась и, развернувшись, скрылась в низком боковом лазе, напоследок представив на обозрение замысловатую татуировку на филейной части.

Я,

признаться, несколько оторопел от этого зрелища. Не то чтобы меня особенно удивила сама девица. Все дело в маленькой детали. На запястье этой замарашки поблескивал широкий, помигивающий синими огоньками браслет, выглядевший абсолютно неуместным в этих декорациях. В мозгу завертелось какое-то смутное подозрение, не успевшее, впрочем, толком оформиться, потому что как раз в этот момент я поймал на себе пристальный, немигающий взгляд. Принадлежал он субъекту, показавшемуся из кучи тряпья вслед за девицей. Натолкнувшись на этот взгляд, я шагнул вперед, прищурился, решив, что это неверное освещение сыграло с моим зрением нехорошую шутку. Но, оказалось, я не ошибся.

Так вот ты каков, Джамал… Тот еще красавчик. Вся правая сторона лица приплюснута, искорежена, как оплавленная пластмасса. Кожа здесь сморщенная, темная, безволосая, резко контрастирует с многодневной щетиной на левой щеке и буйной гривой волос, произрастающей на левой половине черепа. Ну и самое главное – правый глаз. Немного смещенный по сравнению с нормальным положением, меньше левого по размеру, с опухшими веками без ресниц, но при этом, похоже, вполне зрячий. И вдобавок исполненный какой-то неистовой, сумасшедшей ненависти.

Где же его так угораздило? Травма? Или врожденное?

Джамал поднялся во весь рост, и оказалось, что он тоже абсолютно гол. Впрочем, не похоже, чтобы это его смутило. Подойдя к жаровне, он, орудуя зловещего вида изогнутым клинком, перевернул шипящее на решетке мясо, потянул запах широкими, нервно вздрагивающими ноздрями. Взглянул на меня – и больше уже не упускал из виду, так и сверля своими жутковатыми зенками. Я ответил ему тем же.

Похоже, от того, как мы поладим, многое зависит. Ну что ж, посмотрим…

Росту Джамал незаурядного. Пожалуй, даже повыше меня, несмотря на то что сильно сутулится. Тело худое, поджарое, перевитое тугими жгутами мускулов. Грудь, живот, руки – особенно предплечья – сплошь покрыты паутиной разной степени свежести шрамов от резаных ран. Разглядывая эти свидетельства прошлых схваток, я мысленно присвистнул. На мне самом, конечно, после двадцати с лишним лет наемничества живого места не сыскать, но по сравнению с этим зэком я просто младенец.

Подцепив клинком не успевший толком прожариться ломоть, Джамал плюхнулся обратно на свою «постель». Не переставая наблюдать за мной, впился неровными желтоватыми зубами в мясо, брызжа соком на подбородок.

Весь этот балаган мне уже порядком поднадоел. Решив ускорить дело, я шагнул вперед и уселся по-турецки в трех шагах от уродца. Тот вроде бы нисколько не удивился. Хотя трудно судить о реакциях человека, в глазах которого постоянно беснуется огонек сумасшедшинки. Признаться, нервы у меня натянуты как струна. Этот чудик того и гляди что-нибудь выкинет.

– Давно сел? – спросил он. Голос неожиданно густой, сочный – ни дать ни взять, певец оперный.

– Утром.

Он тряхнул головой, отбрасывая волосы с лица, и вдруг разразился совершенно идиотским хихиканьем. Впрочем, оборвался смех так же неожиданно, как и начался.