Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
Траунс смотрел, как Суинбёрн перекладывает содержимое трех мешков в один.
— Сколько у нас осталось? — спросил он.
— Немного! — ответил поэт. — Одна неповрежденная бутылка воды, выщербленный секстант, ключ Герберта, масляная лампа, коробок спичек, бинокль из Орфея, и небольшой пакет с едой, который выглядит так, как если бы по нему прошлось стадо слонов!
— То, что в начале экспедиции несло сто двадцать человек, сейчас возьмет один! — пробормотал Бёртон. — Выбрось секстант, и мы уходим.
Он
— Уильям, ты к основанию утеса, туда. Алджи, нырнешь под выступ. Герберт, беги к тому камню. Я попробую камень у поворота тропы — видите его? Оттуда я осмотрю дорогу и крикну, куда бежать. Готовы? Хорошо. Вперед!
Трое людей — и заводной механизм — вылетели из укрытия и брызнули в разные стороны. Полетели копья, их наконечники трескались, ударясь о каменистую землю.
Суинбёрн первым добрался до своего укрытия.
Бёртон следующим, хотя ему пришлось пробежать больше других.
Траунс зашатался, когда отскочившее копье ударило ему в лицо, но, к счастью, не получил серьезную рану.
Меньше всего повезло Герберту Спенсеру. Из-за поврежденной ноги, он не бежал, а скорее шаркал по земле, и его ударили три копья. Первое отлетело от плеча с громким звоном.
— Ой! Черт побери! — протрубил он.
Второе оставило борозду на его спине.
— Ааа! Они достали меня!
Третье прошло через левую щиколотку, и нога почти оторвалась, оставшись висеть только на тонком кабеле.
— Вот те на! Что за боль! — заухал он, упав в тени большого валуна, который назначил ему Бёртон.
— Ух! Ох! Уух! — Он полностью оторвал ногу и поднял ее, чтобы остальные могли видеть. — Посмотрите! — крикнул он. — Мне оттяпали чертову ногу!
— Герберт, ты можешь идти? — спросил Бёртон.
— Да-а, но не слишком хорошо. Но это же не самое важное, верно?
— А что самое важное? — спросил Суинбёрн, лежавший недалеко.
— То, что моя чертова нога оторвана, парень!
— Я уверен, что Брюнель мгновенно исправит все, после того как мы вернемся в Англию, — ответил Суинбёрн. — Не о чем беспокоится.
— Ты ни хрена не понял. У меня нет ноги. Болит!
Бёртон, который уже выбрал укрытия впереди, прокричал указания.
Они побежали.
Герберт Спенсер ковылял за ними, упираясь культей в твердую землю. Копье ударило его в бедро и осталось торчать.
— Ой! — крикнул он, выдернул его и отбросил в сторону.
Еще одно звякнуло о голову.
— Дьявол вас всех побери!
Наконец он добрался до навеса в стене ущелья, упал под него и лежал, стоная.
— Герберт, — окликнул его Суинбёрн. — В тысячный раз: все в твоем разуме! Ты не можешь ощущать боль!
— Готовы? — спросил Бёртон.
— Минутку! — крикнул Траунс. Наконечник копья прочертил кровавую полосу по его бедру. Он оторвал один из рукавов и замотал рану. — Готов!
Еще
— Наверно они украли копья во всех деревнях, через которые шли, — заметил Суинбёрн. — Или у них есть с собой переносная фабрика.
Внезапно послышался отчаянный крик, и недалеко от них на дно ущелья упало тело белого человек со светлыми волосами и голубыми глазами. Из его груди торчала стрела с красно-черным опереньем.
Потом еще один крик, еще и еще.
— На них напали! — воскликнул Бёртон.
— Кто? — спросил Суинбёрн.
— Нет времени на размышления! Вперед!
Они выбежали из укрытия — королевский агент поддерживал Траунса, Суинбёрн помогал Спенсеру — и поспешили по расселине, оставив сражающихся пруссаков позади.
Через две мили начался резкий подъем, идти стало тяжело.
Живот Бёртона громко урчал, с кончика носа капал пот.
Он попытался вспомнить, что чувствовал, когда сидел в своем старом кресле у горящего камина на Монтегю-плейс.
— Мы близко, босс, — объявил Спенсер. — Я чувствую присутствие Глаза.
Группа продолжала идти по расселине. К полудню стены разошлись, и они вышли на низкую вершину. Внезапно похолодало, они замерзли. Сзади остались низкие горы и холмы; по обе стороны от них длинные кряжи бежали к острым снежным пикам, вздымавшимся вдали; впереди длинная, потрепанная временем плита резко шла вниз и раскалывалась, образуя второе ущелье.
Они начали опасный спуск по неровной земле, усеянной скользкими сланцевидными камнями, которые вырывались из-под ног и с грохотом уносились вниз.
Наконец они добрались до трещины в плите и вошли в нее. Вокруг них сгустилась темнота. Слева и справа вверх поднимались высокие каменные стены; небо казалось тонкой голубой линией.
Бёртон порылся в мешке и вынул масляную лампу. Стекло было разбито, но лампа еще работала. Чиркнув спичкой, он зажег фитиль и пошел вперед, освещая неровное, все в трещинах дно ущелья.
— Чудно! — пробормотал Суинбёрн. — Нет эха!
И точно: их шаги и голоса, стоны и скрипы далеких камней, все тонуло в давящей тишине.
Чем дальше отряд уходил в темноту, тем более мрачной и сверхъестественной становилась окружавшая его атмосфера.
— Если Спик пришел сюда, пока пруссаки пытались воткнуть в нас копья, мы должны наступать ему на пятки, — прошептал Траунс.
Бёртон сжал челюсти и кулаки.
Узкая полоска неба была настолько далеко, что, казалось, они идут в полном мраке. Бёртон поднял лампу. Она осветила людей, одетых только в набедренные повязки и ожерелья из человеческих костей, стоявших у стен с каждой стороны. Их лица покрывала сеть шрамов, поэтому кожа напоминала чешую рептилий; они держали луки, на тетивах которых лежали стрелы с красно-черным опереньем, и их глаза глядели на Герберта Спенсера.