Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
— Я Усама. Что за рельс?
— Герберт Уэллс. Корреспондент. Его видели с тобой.
Ответ солдата пропал — над головами, яростно жужжа и стреляя из винтовок, пролетел взвод шмелей.
— Что ты сказал? — проорал Бёртон.
— Я сказал, что если он не здесь, значит на посту подслушивания. Иди прямо по траншее, пока не увидишь поворот направо. Он там.
Оба согнулись, когда семена просвистели мимо и воткнулись в противоположную стену траншеи. Подмытая дождем грязь рухнула внутрь.
Бёртон прыгнул в воду и пошел по траншее, пробираясь
Женщина-аскари, прислонившаяся к груде размокших мешков с песком, схватила его за рукав и сказала умоляющим голосом:
— Я потеряла ступню. Я потеряла ступню. Я потеряла ступню.
Бёртон посмотрел вниз и увидел, что левая нога женщины под коленом превратилась в спутанное месиво. Ступни не было.
— Я потеряла ступню. Я потеряла ступню.
Он безнадежно кивнул и выдернул руку.
Еще один взрыв. Еще больше ужасных криков.
Проход на пост подслушивания, смутно видимый через непрекращающийся ливень, находился всего в нескольких шагах от него. Он побрел туда, в ноздри бил сильный запах пороха, гниющей плоти и переполненных отхожих мест.
Заглушая стаккато выстрелов и разрывы снарядов, выли сирены:
— Улла! Улла! Улла!
Бёртон вошел в узкий проход и протолкнулся через воду в самый конец, расширявшийся в маленький квадратный окоп. Его стороны были укреплены деревянными кольями, верхние края защищены мешками с песком. На столе, справа, под полотняным навесом, лежало механическое устройство. Рядом со столом лежал наполовину ушедший в землю труп, его остекленевшие глаза глядели в небо. На ящике перед столом стоял невысокий полный человек, и через перископ глядел на север. На его плече висел горн, на голове — жестяная каска, сильно вдавленная с одной стороны.
— Берти?
Человек повернулся. Левая часть лица была сильно изуродована шрамом от ожога. Он был небрит и запачкан грязью.
— Лейтенант Уэллс, если вы не возражаете, — рявкнул он. — А вы кто такой, черт побери?
— Это я, Бёртон.
Уэллс прищурился, внезапно радостно вскликнул, спрыгнул с ящика, налетел на Бёртона и схватил его за руку.
— Точно! Точно! — закричал он, еще более высоким голосом, чем обычно. — Ей-богу, Бёртон! Два года! Два года я думал, что придумал тебя! Но вы посмотрите на него! Живой! Во плоти! Самый настоящий аргонавт во времени! — Внезапно он отступил назад. — Что с тобой произошло? Ты выглядишь как скелет!
— Война, Бёрти, вот что мной произошло, да и с тобой тоже, как я вижу.
В следующее мгновение оба пригнулись, когда что-то свистнуло над головой и взорвалось в траншее за ними.
— Самая отвратительная из всех бывших, — крикнул Уэллс. — Война на истощение. Стратегия гуннов провалилась, но они не забыли, как бить нас. Бери перископ и присоединяйся ко мне. Ха! Как в первый раз, когда мы встретились! Что произошло с тобой после Битвы Пчел?
— Что?
— Танга, парень!
Бёртон взял одно из устройств со стола
— Я наткнулся на группу партизан, — начал рассказывать Бёртон. — Мы около восемнадцати месяцев делали налеты на посты гуннов вокруг Килиманджаро, потом я заболел горячкой и воспалением ноги, и семь недель провалялся в полевом госпитале. Пока я там лежал, А-Споры убили всех партизан. Во время последней недели в госпитале я услышал... — на поле боя прогремели три подряд взрыва, оба пригнулись, — от другого больного, что ты в Дут'уми, будешь участвовать в атаке на таньганьикскую железную дорогу, вот я и присоединился к тем, кто ехал сюда.
— До чего я рад опять увидеть тебя! — воскликнул Уэллс. — Клянусь небесами, твое необъяснимое присутствие — единственная магическая искра в этом бесконечном конфликте. Твоя память вернулась? Теперь ты знаешь, почему попал сюда?
Бёртон взглянул в перископ. Через весь ландшафт протянулся барьер из колючей проволоки. За ним находились немецкие траншеи, еще дальше местность поднималась к кряжу, заросшему зелеными деревьями. Железная дорога, по-видимому, находилась по ту сторону низкого кряжа.
— Кое-что я вспомнил — главным образом то, что должен что-то сделать. И хотел бы я знать, что именно!
Слева от них застрочил пулемет. Быстро прозвучали еще четыре взрыва, их осыпали куски грязи. Кто-то вскрикнул, закашлялся и умер.
— Прости мною приземленность, — сказал Уэллс, — но нет ли у тебя печенья или чего-нибудь в этом духе. Я не ел со вчерашнего дня!
— Ничего, — рассеянно ответил Бёртон. — Бёрти, этот лес...
— Что? Говори!
— Деревья на кряже. Что-то с ними не так.
— Я заметил. Зеленый лес — а ведь еще два дня назад его не было и в помине.
— Что? Ты хочешь сказать, что эти деревья выросли за сорок восемь часов?
— Да. Евгенические штучки, естественно.
— Это не африканские деревья. Acer pseudoplatanus. Белый клен. Они растут только в Европе.
— Для человека с поврежденной памятью ты слишком хорошо знаешь латынь. Вниз!
Они согнулись и бросились к грязной стене, когда горошина ударилась о грязь неподалеку и взорвалась.
Уэллс что-то сказал. Бёртон тряхнул головой. Он ничего не слышал. Уши наполнил звон колокольчиков. Военный корреспондент наклонился к нему и крикнул:
— Гунны недавно решили задачу увеличения снарядов из желтого гороха. И их шрапнель отравлена. Если в тебя попадет, немедленно выковыривай кусочки из раны.
Необыкновенно длинная и тонкая нога перешагнула через пост подслушивания — над ними прошел сенокосец.
Бёртон снизу посмотрел на его маленькое овальное тело и увидел широкоствольное оружие, раскачивающееся взад и вперед. Он выпрямился, смахнул дождь с глаз и поднял перископ. Длинная линия механических пауков пересекла траншеи подошла к барьеру из колючей проволоки. Их было, по меньшей мере, двадцать, из их оружия полились длинные потоки пламени.