Эксперимент «Ангел»
Шрифт:
Но все происходит страшно быстро: Хамфри резко тормозит, его заносит на грязи. Из раскрытой двери выскакивает ирейзер. Клык бросается на него с высоты вниз, но тут же отскакивает с окровавленной рукой. Два скачка — и ирейзер уже у люка вертолета. Второй, с оскаленной волчьей пастью, выпрыгивает из машины и что-то с размаху с силой бросает в воздух. Надж с криком хватает Игги за руку. Она едва успевает оттолкнуть его в сторону, как прямо перед ними, плюясь огнем и рваным металлом, взрывается граната.
Вертолетный пропеллер набирает обороты,
Ари выпрыгивает из Хамфри. В руках у него мешок с Ангелом.
Страх, ярость и безнадежность горячат мне кровь. Ари швыряет мешок в открытую дверь вертолета и, подтянувшись, вскакивает следом. Конец. Они поднимаются в воздух.
С яростным воплем успеваю ухватиться за шасси. За нагретый солнцем металл держаться горячо и неудобно. Едва успеваю сложить крылья прежде, чем их чуть не переламывает надвое чудовищной силы воздушный водоворот, раскрученный мощным пропеллером. Сквозь закрытое стекло нижнего люка ирейзеры, осклабившись, тычут в меня пальцами. Ари поднимает автомат и целится в меня:
— Дай-ка я, подружка, открою тебе один секрет, — орет он мне. — Ошибочка у тебя вышла! Мы отличные парни. Пора тебе это понять!
«Ангел», — шепчу я в слезах. Коготь Ари сильнее давит на курок. Конечно, он выстрелит. И какой кому прок будет от меня от мертвой?
Сердце мое разрывается. Я отпускаю шасси и, устремляясь вниз, вижу, как из мешка высвобождается белокурая головка.
Моя девочка. Там, в вертолете, она летит навстречу неизбежной смерти.
И уж поверь мне, дорогой читатель, там, куда ее везут, есть вещи и пострашнее смерти.
Мы полуптицы и видим не как люди, а как птицы, на много-много миль. Потому мы нескончаемо долго видели, как все дальше и дальше вертолет уносил нашего Ангела. Невыносимая боль потери все сильнее сжимала мне горло. Я вынянчила Ангела с пеленок. На моих глазах проклюнулись у нее на спине поначалу слабенькие крылышки. А теперь ее от меня отняли, точно вырвали мне с мясом крыло, оставив рваную зияющую рану.
— Сестричка… — выл Газман, вжимаясь в землю и колошматя по грязи кулаками. Он всегда старается быть стойким мужчиной, но ему всего-то восемь, и только что у него на глазах ирейзеры похитили его сестру. Клык присел рядом с ним на корточки и ласково приобнял за плечи.
— Макс, что нам делать? — устремленные на меня глаза Надж полны слез. Лицо у нее в синяках и кровоподтеках, и судорожно то сжимаются, то разжимаются кулаки.
Откуда мне знать, что нам теперь делать? У меня у самой сердце вот-вот разорвется от горя. Только улететь поскорей, улететь туда, где никто меня не увидит и не услышит.
Без слов я отталкиваюсь от земли. Вон там неподалеку растет огромная корабельная сосна. Слегка промазав, я опустилась на одну из ее ветвей футах в 175 над землей.
Так, Макс. Думай, думай, думай. Должен же быть какой-то выход.
В голове перемешались мысли, чувства, ярость, боль. Мозг вышел из строя. Надо как-то привести его в порядок.
Какой там порядок…
Где моя девочка?
Как же мне теперь без нее жить!
О Боже мой! Мой Ангел, мой Ангел, Ангел!
Рыдая в голос, я барабанила кулаками по стволу все сильнее и сильнее, пока наконец боль не привела меня в чувство. С удивлением уставилась на свои содранные в кровь костяшки пальцев, лохмотья кожи, занозы. Но разве сравнишь эту боль с тем, как болит по Ангелу мое сердце.
Кровопийцы, мутанты, человеко-волки украли моего Ангела по заказу своих хозяев. А те, лабораторные извращенцы, только и ждут, как бы расчленить ее на части да заглянуть ей внутрь. Буквально.
Вжавшись в ствол, я рыдала и рыдала, чуть не до тошноты. Ho, в конце концов, слезы стихают. Все еще всхлипывая, я наконец утерла глаза, размазав полой рубахи слезы и кровь.
Я еще какое-то время оставалась на своем дереве, сидела там, пока дыхание не выровнялось и мозг не заработал на полные обороты. Руки нестерпимо болели.
Взять на заметку: перестань молотить неодушевленные предметы.
Пришло время возвращаться к своим, снова быть для них сильной, снова собрать нас всех воедино, придумать, как найти выход.
И вот еще… Последние слова Ари не дают мне покоя… «Мы отличные парни!» Что он хотел этим сказать?
Как мы прилетели домой, я не помню. Разбитая, с онемевшими от горя душой и телом, первое, что я увидела, войдя в кухню, была тарелка, оставленная Ангелом на столе после завтрака.
Игги взвыл и, широко размахнувшись, смел все подчистую с кухонного прилавка. Отскочившая от стены чашка рикошетом стукнула Клыка по лбу.
— Смотреть надо, кретин! — заорал он на Игги со злостью. И вдруг, поймав себя на полуслове, стиснул зубы и огорченно обернулся на меня.
Слезы текут у меня по щекам. Их соль разъедает борозды царапин, оставленные когтистой лапой ирейзера.
Механически я подхожу к аптечке, механически достаю йод и вату и начинаю промывать Газману раны и накладывать мазь на ушибы. Кто следующий? У Надж вся щека в крови. Ее задело шрапнелью.
В коем-то веке раз Надж молчит. Свернулась на диване лицом к стене и плачет.
Газман вопросительно смотрит на меня:
— Как же мы позволили этому случиться, Макс?
Я и сама задаю себе этот вопрос. Как? Как?
А с кого еще спрашивать? Я, Макс неуязвимая, я же тут за старшую.
Но мне только четырнадцать… Как всегда, когда я осознаю, что Джеб никогда больше не вернется, что мы тут сами по себе, что никто нам не поможет, что это на меня полагается наша команда-семья и что это на мне лежит за них вся ответственность, я сгибаюсь под этим грузом. Мне с ним не совладать.