Экспериментальный полет
Шрифт:
Он не помнил облика своего отца. Тот погиб, когда Николаю не исполнилось и пяти лет. Если только по фотографиям, но в семье их было крайне мало. Бойо-старший не любил фотографироваться. А потому папа так навсегда и остался для сына тем самым размытым пятном, таким большим, теплым, с которым всегда очень весело и очень-очень безопасно.
Затем уже, будучи зрелым юношей, он как-то в пылу откровения расскажет матери об этих своих воспоминаниях. Об огромном шаре, о пластиковых и плюшевых игрушках, которые их тогда окружали. Просто хотелось знать, откуда это и когда это было. Мать сначала отшучивалась, но потом вдруг стала какой-то
— Этого не может быть… — наконец со вздохом сказала она. — Это гипермаркет, мы ходили туда, чтобы купить подарков к Новому Году. Мы тогда купили тебе огромный поезд, там были паровозик и вагончики. Помнишь?
— Нет. Ну а кто, кто был тогда со мной? Отец?
— Конечно отец, кто ж еще? Это была детская площадка, ты очень устал и… — мать прервалась и еще раз внимательно посмотрела на сына. — Неужели ты это помнишь? В то время тебе было всего-то годика полтора…
— Я это помню, — и он помнил! Пусть не лицо, но то прекрасное ощущение доброты и заботы, которое нес с собой его отец.
Далее шел огромный провал. В памяти сохранились лишь какие-то обрывки и даже не сцен, а так, нарезки из слайд-шоу. Огромное дерево, река, мальчишка с девчонкой, гладящие собаку…
И следующее воспоминание о детстве относилось уже к тому времени, когда Николай заканчивал третий класс школы. Неприятное воспоминание.
Тогда, чтобы хоть как-то отвадить детей от засилья расплодившихся компьютерных онлайн игрушек, родители соседних домов купили интересные наборы для дворовой игры «Космический воин». Этакий комбинезон, изображавший защитный скафандр космонавта и похожее на настоящее, только выполненное в более мелком масштабе, оружие — винтовку-аннигилятор и лазерный пистолет. Стреляя небольшими порциями света те издавали звуки, почти похожие на всамделишные, и даже требовали постоянной перезарядки. Но главное крылось именно в скафандре, вернее, во взаимодействии скафандра и оружия.
В случае попадания луча на комбинезон, та часть его, которая подверглась атаке, моментально становилась жесткой, сковывая движения. Переставала подчиняться рука или нога, при попадании в живот игрока скрючивало, ну а луч в голову приносил почти реальную смерть — костюм деревенел весь, не оставляя никаких шансов. Говорят, эту штуку впервые применили в настоящей армии. Для тренировок десантных войск. Потом в нее играли взрослые, даже проводились специальные турниры, и вот наконец выпустили специальные наборы для детей «возраста от».
Это было весело. Это было не то что ты со своими товарищами, щедро разбрасывая вокруг себя огненные шары, со сверкающим мечом в одной руке и булавой в другой продираешься сквозь полчища нарисованных монстров-мутантов. Или совершая немыслимые прыжки с крышу на крышу сражаешься с какими-то ребятами (а, может быть, и девчонками) только потому, что их группировка вызвала вас на бой.
Нет, это было совсем другое. Настоящее. Где долгий бег вызывал реальное изнеможение, где в конце концов побеждал не тот, кто успевал раньше кликнуть по мышке или джойстику, а тот, у кого оставалось больше сил на последний рывок или тот, у кого от усталости меньше плясало в руках оружие.
Мальчишек было трудно прогнать со двора. Битва за битвой, дом на дом, двор на двор. Кто сильнее, отчаяннее, точнее.
И вот тот самый день. Генеральное сражение. Финал. Николай, которого ребята с самого начала оставили в засаде, один против троих с соседского двора. И ничего, что нападавшие еле шевелили ногами, их было трое и на любой Колькин выстрел в ответ прилетело бы как минимум два. И застывшие, но полные надежды друзья, которых нельзя подвести.
Соседские его еще не засекли, но кольцо окружения сжималось, а вступать в открытое противостояние было бы глупо. И мысль. Идея. Позади Николая находилась стена с небольшой технической лестницей. Вот если забраться наверх, перескочить стену, а потом зайти в тыл нападавшим… Тогда все может получиться.
И он полез. Только немного не успел. Его заметили.
— Не стреляйте! Он упадет! Мы сдаемся!!! — истошно завопил его давний друг Витька.
Но поздно. Сразу несколько лучей вонзились в скафандр Николая, сковывая его движения. А дальше…
Дальше приближающаяся земля и сильная боль в руке и районе поясницы. Витька, локтями расталкивающий сгрудившихся ребят, родители, врачи. И месяц на вытяжке в больничной палате.
После выписки сражения продолжались, но это уже было совсем не то. Костюмы поменяли, они стали намного толще, будто внутрь напихали ваты, игровую площадку огородили и даже навесили на нее сетку, все защитные редуты сделали из чего-то легко сминаемого, а землю устлали мягкими матами. Так что теперь ни бежать как следует, ни забраться куда бы ни было не было никакой возможности. Да и при попадании комбинезон хоть все еще и продолжал блокировать движения, но уже как-то неохотно, едва-едва. Игра стала пресной и вскоре сошла на нет. А, может быть, просто сами ребята выросли из нее?
И вновь была школа, нелюбимые физкультура и химия с физикой и отчаянное желание стать пилотом космического корабля. Как отец. Матери, конечно, не нравился выбор сына, но, как ни странно, сильно она не возражала. Только все требовала, чтобы он подтянул успеваемость по естественным наукам.
— Какой же ты пилот, если в физике не разбираешься, — шутя приговаривала она, гладя его по голове. Но на кажущемся веселым лице нет-нет, да и пробегала затаенная грусть. Хотя Колька тогда этого не замечал.
По окончании школы дорожки бывших одноклассников разошлись. Николай пошел в армию, на курсы военных пилотов, Витька, тот самый закадычный его друг, что никогда не участвовал в боях на противоположной стороне — в университет.
— Пойдем вместе, ну что тебе с твоей головой в обычном училище делать, — уговаривал он его.
— Хочу летать, как отец. Я ж не виноват, что для этого университет заканчивать не надо, — отшучивался на это Колька. Ему и правда было безразлично, что для пилотирования корабля вовсе не требуется престижного высшего образования.
И, наконец, суровые армейские будни, которые вот уж совсем не хочется вспоминать…
— Подъем, ленивые черти, подъем!
В ушах грохочет язвительный голос Живореза, голова еще спит, а руки уже сами по себе натягивают трико и кроссовки.
— Быстро, быстро. Пора любоваться природой. Отдыхать устали? Сейчас от усталости и следа не останется.
Распорядок. Режим. С утра, как обычно, кросс. Это когда в начале забега ты еще находишься в неком переходном состоянии между сном и пробуждением, а потом резко, без перехода, на тебя накатывается усталость, и ты просто механически переставляешь ноги, хрипя и отхаркиваясь, порой даже не понимая зачем и что ты делаешь.