Экспериментальный полет
Шрифт:
— Я не инициировал драки, — Николай со страхом поднял глаза на начальника.
— А кто? Давайте, расскажите мне, как прапорщик первым полез на вас с кулаками, а вы только героически защищались. Я, может быть, даже поверю. Вы ведь считаете меня идиотом?
Бойо отвел глаза. Стало невмоготу. Вдруг захотелось вывалить все, все что накопилось. И про издевательства, и про нечеловеческое обращение. А что? Вылетать, так с музыкой. И если уж руководство друг друга покрывает…
— Я бы хотел ознакомиться с рапортом товарища прапорщика, — вдруг ни с того ни с сего так же твердо, как капитан, заявил Бойо.
— Что?!
— Я желаю быть ознакомленным с рапортом прапорщика Борщкова.
— Так… — теперь уже настала очередь капитана сменить тон. —
— Так и было.
— Значит, все-таки идиот — я. Николай Бойо, сын Николая Бойо, надеетесь, что человек, который обязан жизнью вашему отцу, это проглотит? Хорошо, проглочу. Один раз. Не ради себя, а ради тех трехсот, которые тогда были у меня на борту. Но, надеюсь, что больше этого не повторится. Учтите, второго шанса я вам не дам.
— Мой отец вас?!…
— А вы, типа, этого не знали, — усмехнулся Майоров. — Типа, совсем не в курсе обстоятельств гибели своего собственного отца.
— Там был какой-то корабль, который терпел бедствие. Отец пошел на выручку, но перегрузки оказались слишком велики, и он погиб…
— Я был командиром того терпящего бедствие корабля.
— Вы?! Но вы же…
— Видимо, я забыл доложить вам, что не всегда был преподавателем, — вновь усмехнулся Майоров, но как-то странно. Пытаясь отдать запоздалый долг, что ли. — Когда-то был и я пилотом, и даже командовал пассажирским лайнером. Удивлены? А знаете, как было? Это был обычный экскурсионный рейс с Юпитера, точнее с Ганимеда. Три четверти пути позади, все основные маневры выполнены, публика веселится, делится впечатлениями, осталось только дотормозить и просто приземлиться… Я до сих пор не понимаю, откуда взялся тот мусор и почему наша противометеоритная защита на него не сработала. Попало в силовую установку, корабль лишился энергетической подпитки. Торможение прекратилось, люди оказались в состоянии невесомости, началась паника… Но не это самое главное. Потеряв мощность, мы лишились обогрева. Пара суток — и все банально замерзли бы. Конечно, подали сигнал бедствия, но в ближайшем радиусе не было кораблей, способных за такое ограниченное время прийти к нам на помощь. Вот тут-то и появился тот самый ТДК-39, которым управлял твой отец. Появился будто из ниоткуда, сравнял скорости и замер километрах в двадцати. И никаких ответов на наши запросы, лишь работающий в автоматическом режиме маячок. С помощью спасательной шлюпки мы протянули до транспортника лаг, потом питающий кабель, получили энергию… Так и продержались пятеро суток до прибытия аварийной команды. Пассажиры, конечно, блевали изрядно в невесомости, но это уже так, мелочи…
— А отец? Это вы его похоронили?
— Да, я. В космосе. Согласно его последней воли. Он составил записку перед тем как пошел в тот последний перелет. Сильный, очень сильный человек. Знал, на что идет. Трудно сказать, какие перегрузки он перенес, до меня эту информацию не доводили, но то, в каком состоянии мы нашли его за пультом управления… Это было страшно… И при этом он до последнего управлял кораблем.
— А как он выглядел?
— Как может выглядеть человек после воздействия на него чрезмерных перегрузок? Хреново. Как будто по нему проехался каток, — капитан запнулся, вновь испытующе посмотрел на Николая. — И все-таки он выполнил свой долг. Имея возможность спасти триста человек, он воспользовался ею и осуществил ее. А для этого нужна сила, мужество и еще кое-что в штанах, что отличает мужика от бабы. Про это не говорят, но пилоты на космических трассах — расходный материал, и в случае непредвиденных ситуаций первыми жертвуют именно ими. И именно они должны любой ценой предотвратить
— И часто случаются подобные случаи? — после затянувшейся паузы Николаю было трудно говорить.
— На моей памяти всего один раз. И я очень сожалею, что стал его участником. Но вас всех учат для того, чтобы, может быть, один из тысячи при необходимости смог повторить то, что совершил твой отец, — капитан еще раз оглядел курсанта, отечески подмигнул ему. — Ладно, не вешай нос. Лечись и готовься к зачетам. Скидок из-за твоего отца тебе не будет.
— А мне и не надо… — тихо прошептал Николай, когда дверь за начальником группы закрылась.
Да. Почему-то из всей насыщенной событиями жизни в курсантской школе ярко запомнилось только это. А еще Живорез, заставлявший есть живых дождевых червей и пиявок.
— Пища может выглядеть еще отвратительнее, но это пища, и она поможет вам выжить, — орал он.
Облаком остался и зачет по выживанию, когда курсантов поодиночке выбросили в лесной массив в одном трико, не дав никакого оружия, даже перочинного ножа или хотя бы булавки. Тогда Николай трое суток брел наугад и уже был готов сожрать ящерицу, что пробегала рядом и глупо попалась к нему в руки.
И даже свой первый полет в качестве практиканта Николай вспоминал с трудом. Память стерла многое. Зато остались те ощущения, когда они только-только начинали изучение строения корабля и приступали к тренировкам по пилотированию на тренажерах.
Конечно, детсадовское представление о ракете, представляющей из себя нечто конусообразное и утыканное спереди огромным количеством иллюминаторов осталось в далеком прошлом. Чуть позже Николай распрощался также с мнением о том, что искусственная гравитация внутри корабля — результат работы супертехнологий, и что корабль постоянно летит так, как показано на рисунке, то есть своей передней частью. Нет, этим в курсантской школе его удивить не могли.
В конце концов сейчас уже любой школьник знает, что космический полет к любой точке — это цепь связанных ускорений и замедлений. Что классический перелет состоит из пяти последовательных фаз: взлет, когда двигатели лишь уравновешивают силу притяжения планеты для медленного подъема за пределы атмосферы; разгон или первая стадия полета, когда половину пути корабль движется с постоянным ускорением, обычно — одно «же», чем и достигается та самая искусственная гравитация; затем — маневр, когда корабль поворачивается вокруг своей оси и готовится к торможению (только в этот момент и появляется невесомость); вторую часть пути корабль, собственно, тормозит при все том же одном «же»; и, наконец, медленный вход в атмосферу и посадка. В зависимости от траектории полета, разгонов — торможений может быть несколько, все это весьма доходчиво описано в школьных учебниках по физике за седьмой класс, так что на курсах Николай ничего нового по этому поводу не узнал. Разве что уточнение, что на пассажирских кораблях на каком-то этапе производится коррекция ускорения с тем, чтобы оно соответствовало ускорению планеты прилета. Чисто для того, чтобы обычные люди могли заранее адаптироваться к новым изменившимся для себя условиям.
А если просто полистать историю, то легко разобраться, что подобные полеты стали возможны только после открытия «энергетических полей» и изобретения новых типов двигателей — так называемых «преобразователей Рихарда». И вот тут-то уже все было не так просто.
Если с «энергетическими полями», вобравшими в себя известные ранее электрические, магнитные, гравитационные и прочие поля, плазму, наконец, у обычного обывателя мозг еще как-то, но справлялся, то с тем самым «преобразователем» было глухо. Вот как его действие объяснял один препод, дававший физику «для недоумков» в курсантской школе.