Экспресс Токио - Монтана
Шрифт:
Он понимает, что ситуация безнадежна, — судя по тому, как снял пиджак и просто сидит. На нем парадная рубашка, галстук и полагается быть пиджаку, чтобы продавец имел респектабельный вид служащего, искренне озабоченного продажей кроватей, но сейчас ему на все это совершенно наплевать.
«Никто не будет сегодня покупать кровати, — думает он. — Могу я, по крайней мере, чувствовать себя как человек».
Он также знает, что хозяин не одобрил бы его снятый пиджак, но хозяин ушел к стоматологу вырывать
Дождь все идет.
Будет лить весь день не переставая.
Сквозь огромные панорамные окна кроватного магазина продавец смотрит на дождь, но не видит его. Пару секунд он размышляет, как дошел в своей жизни до торговли кроватями. В колледже он изучал введение в медицину, мечтал стать врачом, но он бросает эти мысли. Слишком они тягостны, лучше выбросить из головы.
Кровати между тем ждут хозяев.
Они ждут покоя сна и подскоков страсти, что калечит пружины. Они ждут тысяч чистых простыней, что станут потом грязными. С парой девственных простыней это произойдет совсем легко.
На этих кроватях люди будут зачинаться и люди будут умирать.
Век спустя кровати превратятся в музейные экспонаты, изумляя и поражая новых людей, которые будут носить странную одежду, а может статься, и говорить на еще не придуманных языках.
Продавец, едва не потерявшийся в безбрежности этих кроватей, не знает, что на самом деле он пастырь будущего, а кровати — его паства.
Мост из колесной цепи
1960-е:
Многие вспоминают, как ненавидели президента Линдона Бейнса Джонсона, а может, любили Дженис Джоплин и Джима Моррисона — это с какой стороны посмотреть. Упокой, Господи, их души.
Я же вспоминаю индианку, искавшую в снегу колесную цепь. Ей было лет пятьдесят, и увидели мы ее не сразу. Дело происходило в Нью-Мексико в 1969 году. Ее брат терпеливо стоял на обочине рядом с синим грузовичком эпохи Водолея. Они с женщиной были примерно ровесниками, но, как я уже сказал несколько слов назад, самой женщины там не было. Нам только предстояло ее увидеть.
Стоял он фактически в чистом поле, и мы затормозили спросить, не нужна ли помощь.
— Нет, — ответил он, — все нормально.
Раз такое дело, мы спросили, доберемся ли по этой дороге до нужного нам невразумительного места — каких-то старых индейских развалин. Нужно добавить, что все происходило в занесенном снегом пейзаже и другой половиной этого «мы» или «нам» была моя с тех пор давно потерянная девушка. Последний раз я слышал, что она где-то в Южной Америке.
Мы просто катались на джипе по Нью-Мексико, рулили сквозь позднюю зиму и раннюю весну, интересуясь пейзажами и редко отвлекаясь на людей.
— Дорога хорошая, — сказал индеец. —
От этих слов нам стало лучше.
Дорога, белая колея неопределенности, исчезала за преждевременным горизонтом. Там, словно бакены, высились над настилом пустыни мощные столовые горы. Дорога исчезала в их бескорабельной настороженности.
Я был почти уверен: этим столовым горам глубоко плевать на дорогу. Дорога для них значила не больше проплывавшего мимо комикса. В конце концов, когда-то на их глазах начиналось время.
— Там моя сестра, — сказал индеец, небрежно показывая на дорогу, так быстро исчезавшую с лица земли.
— Что? — спросил я, не расслышав, а может, просто не поверив его словам.
— Ищет цепь. Я потерял там колесную цепь. А она ищет.
Я смотрел на дорогу.
Я никого не видел.
— Примерно в миле, — сказал он, не опуская руки.
Одной ногой он стоял на подножке грузовичка.
— Там кто-то есть, — сказал я, все так же разыгрывая простака.
— Моя сестра, — сказал он. — Хорошо бы она разыскала эту цепь. Я купил ее за три доллара. Старую.
— Ага, — машинально согласился я. А что еще я мог сказать — ведь совершенно точно не видел на дороге ни индианки, ни колесной цепи.
— Увидите ее, передайте, что я так тут и жду.
— Угм. — Я подслеповато сощурился, и голос прозвучал стуком белой трости по дороге.
Мы попрощались, проехали пару миль, а потом, как и обещал индеец, увидали женщину — она шла по обочине, высматривая в снегу колесную цепь.
Этим поздне-холодным снежно-ясным нью-мексиканским утром она искала ее очень внимательно. Мы остановились, и она подняла голову. Покорность обветрила ее лицо, а глаза отражали вечность.
Английская королева давным-давно потеряла бы терпение, заставь ее кто-нибудь искать в снегу трехдолларовую цепь.
— Ваш брат вас там ждет, — сказал я, словно слепец, мотнув головой на дорогу.
— Я знаю, — сказала она. — Это по нем.
— Не нашли? — Я был похож на крота.
Я видел прекрасно, что в руках у женщины нет никакой цепи, значит, она ничего пока не нашла, но надо же было что-то сказать.
— Где-то здесь, — ответила женщина, окидывая взглядом 121 тысячу квадратных миль, составляющих площадь Нью-Мексико.
— Удачи, — сказал я десять лет назад, в шестидесятые, ставшие теперь такой же легендой, как и времена короля Артура, что сидит вместе с «Битлз» за Круглым столом, и Джон поет «Люси в небесах с алмазами».
Мы медленно ехали в семидесятые, оставляя позади ее саму, ее снежные поиски колесной цепи, оставляли ее брата, что терпеливо ждет у синего грузовичка, с которого потихоньку облезает краска эпохи Водолея.