Экстаз в изумрудах
Шрифт:
— Да, но мурлычет ли она когда-нибудь?
Гейл сказала это, не подумав, и в следующий миг они обе разразились смехом, представив довольную миссис Эванс, которая вылизывает свою шерстку.
Роуэн кашлянул и поразился, как красивая девушка, только что смеявшаяся и разговаривавшая с горничной, вдруг превратилась в заносчивую, загадочную мисс Реншоу. В ее глазах вновь воцарился лед, и Роуэн был почти благодарен этому.
«Почти».
Флоренс со смущенной улыбкой проскользнула мимо, и Роуэн вошел в комнату, желая
«Я поцеловал ее, и теперь она смотрит на меня, как будто не уверена, что я не запру дверь и не брошусь на нее. Проклятие! Что за положение!»
— Флоренс — славная девушка. Похоже, у вас в доме появилась союзница.
— Она мне нравится. — Гейл скрестила руки. Эта ее привычка стала доставлять ему удовольствие, поскольку выдавала ее мысли больше, чем Гейл подозревала. — Хорошо, когда есть хотя бы один союзник.
— Только один? — Он присел на краешек стола. — По-моему, это не совсем вражеская территория?
— Я руководствуюсь своим опытом и наблюдениями, доктор Уэст, и не могу сразу ответить на подобный вопрос.
—Ага! Прибережем выводы на потом? — спросил он, непринужденно развалившись. — Достаточно справедливо.
— Вы хотели… — Она не договорила и перефразировала свой вопрос: — Я собиралась заняться изучением материалов по хирургической технике, которые вы мне оставили, но если у вас есть для меня другое задание…
— Я завалил вас книгами так, что хватит на месяц, верно?
— Я не жалуюсь.
— А умеете? Жаловаться? Когда-нибудь? — поинтересовался Роуэн, и каждый последующий вопрос помимо его воли звучал немного серьезнее предыдущего. — Вы любите спорить, мисс Реншоу, но я ни разу не слышал, чтобы вы жаловались, что я загружаю вас работой.
Она сжала губы.
— А не в этом ли заключалась ваша цель? Завалить меня книгами, чтобы я закричала: «Хватит!»
— Вы — загадка, мисс Реншоу. Вы всем кажетесь доброй, но мне… У меня, очевидно, дар возбуждать в вас худшие чувства.
— Нет, дело не в вас. Я нарочно стараюсь в вашем присутствии быть хуже.
— Зачем?
— Женская слабость, ранимость, любые проявления добросердечности лишь вызовут презрение с вашей стороны. Я хотела убедить вас, что могу быть сосредоточенной и не хуже любого мужчины. Мне бы не хотелось, чтобы вы думали обо мне плохо.
— И я лишь подкреплял это, да?
Роуэн встал, собираясь уйти.
— Мне бы не хотелось вызывать ваше… сочувствие или утешение, доктор Уэст. Уверена, вы… вчера ночью лишь хотели проявить доброту своим вниманием, но попрошу вас отныне соблюдать профессиональную дистанцию. Я не могу позволить вам думать обо мне в таком свете.
Он смог лишь кивнуть в ответ, не желая извиняться, поскольку даже сейчас ему хотелось зацеловать ее до бесчувствия, чтобы растопить жгучий лед в ее фиалковых глазах.
«Я тоже слегка не в своем уме, мисс Реншоу, раз хочу вас, но постараюсь держать эти мысли при себе».
— Когда вчера ночью умер Джексон Блайт, я был излишне жесток. — Роуэн положил ладони на стол и уронил голову. — Что ж, по крайней мере, я знаю причину, и теперь если начну спорить, восхваляя все те восхитительные женские черты сострадания, которыми вы обладаете, то войду в противоречие со своим предшествующим мудрым учением.
— Вы справедливо упрекнули меня после смерти Джексона. Я, как идиотка, потеряла над собой контроль, что не могло помочь ни миссис Блайт, ни Джексону.
— Я прав. Я не прав. Настоящий запутанный клубок, мисс Реншоу. — Роуэн выпрямился и глубоко вздохнул. — Почти что гордиев узел.
— Я не понимаю.
— Не важно. Поступайте, как сочтете нужным, мисс Реншоу. Я к вам больше не прикоснусь.
— Б-благодарю вас.
— Сегодня, если у меня не будет вызова, вы расскажете мне, как сделать человеку успешную ампутацию ноги.
И он ушел, гадая, найдется ли на земле еще хотя бы одна женщина, которая обрадуется перспективе научиться кромсать человеческую плоть.
Леди Прингли была его самая трудная больная, но и самая богатая и влиятельная. Известная сплетница, чьи ядовитые замечания погубили не одну несчастную душу, к Роуэну она почему-то питала слабость. Покровительство леди Прингли было одновременно благословением и проклятием. Благословение выражалось в укреплении престижности его практики и увеличении числа постоянных пациентов из ее высокого окружения, которые щедро оплачивали его услуги. Проклятие состояло в том, что она относилась к нему, с одной стороны, как к обожаемому подопечному, с другой — как к личному слуге. И ни одна из ролей его не радовала.
— Господи, что это за врач такой, который не может вылечить головную боль! — рявкнула на него леди Прингли, поправляя под локтями подушки.
Вытянувшись на кушетке в гостиной перед спальней, она, как сообщила ему горничная, когда он поднимался наверх, все утро пребывала в дурном расположении духа.
— Спаивание вас опиатами до умопомрачения — не метод лечения, леди Прингли.
— Но кажется лечением!
— Во вред вам, ваша милость, давайте посмотрим, не найдем ли мы лучшего средства избавить вас от утреннего дискомфорта и удержать вас от пускания слюней в послеобеденный чай, ладно?
— Доктор Уэст! — потрясенно ахнула она, но в следующий момент улыбнулась, как школьница. — Как вы грубы!
Роуэн слишком хорошо знал свою пациентку. Для женщины, жалующейся на нестерпимую головную боль, она держалась довольно чопорно и дерзко. А перспектива помучить своего «личного доктора» заметно оживляла ее и придавала глазам блеск. Леди Прингли страдала рядом легких хворей, чтобы регулярно вызывать его, а он был достаточно умен, чтобы говорить, что только женщина крепкого здоровья может обладать такой энергией, как она, и пугать до истерики всех дебютанток от Лондона до Бристоля.