Экстерминатор
Шрифт:
Только и успел порадоваться, как повалился на пол. Ничего не видя, ничего не слыша, шипя от жуткой боли: болело всё, ноги, руки, глаза. Так что на всё остальное не было ни крупицы внимания, только радость на периферии сознания.
— … нормально, — послышался наставительный, но удивлённый голос Андрея из окружающего меня белого марева и боли. — Человеческий организм и не на такое способен, если действует за пределом возможностей.
— Это как?
— Это когда действует, непосредственно разрушая себя. У командира: надорванные связки, порванные мышцы, повреждения костей.
И, видимо, вколол мне лекарство — потому что боль стала отступать, а вскоре я увидел отряд, сгрудившийся надо мной.
— П…п…пр… — захрипел я непослушными губами, стараясь встать.
— Пить?
— Придурки! — справился я с горлом. — Захваченные! Бегом!!!
Дошло, побежали проверять-вязать. Ирка мне кивнула, отбегая, но тут и понятно. Девчонка — не дура, поняла, что я её спас. Хотя особым «спасителем» себя я ни хера не чувствовал. Сделал, что мог, потому что не сделать было просто невозможно. И надпись… Похоже, какие-то «нерегламентированные бонусы» мне нейрошунт принёс. Как-то криво действующие, но судя по андрюхиным словам — не «волшебные». И травматичные, хотя лучше так, чем как могло быть. Вот у него и выясним, благо медик с типично-медицинским видом смотрел на меня неподалёку.
— Как я, Андрей?
— Ничего серьёзного, хотя в стационаре до шести часов повалятся надо, командир, — ответил парень.
Помолчали, посмотрели за «вяжущим» бандюг отрядом. И Сэм бегал наравне со всеми, как молодой и не пузатый.
— Ты её любишь? — вдруг задал мне Андрей вопрос, совершенно ему несвойственный. — Я не лезу не в своё дело, Николай. Просто если командир…
И замолчал. А я стал пытаться понять, что мне только что сказали. И куда сказавшего послать, с какой интенсивностью. Но, немного подумав, понял подоплёку вопроса. И даже его некоторую правомерность, как от медика отряда, так и от зама командира.
Дело в том, что про «действия за пределами возможностей» ходит масса баек, но они возможны, это факт. Только происходят, насколько я знаю, в большинстве своём, из-за опасности очень близким людям. То есть, Андрей не только объяснил «что это было», причём, похоже, «что» — именно оно. Но и для себя нашёл наиболее логичную причену «с хрена» ли оно было. Действительно логичный и напрашивающийся вывод. Про мой нерегламентно разлоченный нейрошунт он не знает, да и вряд ли узнает. Хотя механизм этого «предела» в организме дурацкий, конечно.
— Нет, — ровно и без возмущения ответил я. — Просто… командирский имплант. Я не меньше субъективной минуты наблюдал за ситуацией и НИЧЕГО не мог поделать, — проникновенно, негромко, пояснил я, на что Андрюха, нахмурившись, кивнул. — Так что — нет, непотизма и того, что ты себе надумал — не будет. Ирка — подруга и боец. И я бы ради любого из вас делал бы так же. Ну или моё неосознанное или что-там за эти порывы отвечает, — уточнил я.
— Ясно, прости, что… но не спросить не мог, — кивнул он мне, ну и я ему понимающе кивнул.
И стал следить за отрядом, группирующим арестованных, занимающим оборонительную позицию. Потому что ратаморфов тех же никто не отменял,
А ещё интересно, что мне мой нейрошунт готовит? Текущий «подарочек» меня скорее радует, несмотря на последствия. Уж под обезболивающим и антишоковым — точно радует, да и без них, даже когда болел ВЕСЬ Керг — доволен я всё равно был. Но ничего толкового не надумал, решив: если увижу эту надпись ещё раз — подумать немного по возможности. А то будь мы в джунглях — такое «самопожертвование» ради одного бойца могло стать смертью всего отряда из-за потери командира. Не факт, но пользоваться этой «фишкой», если представится такая возможность, надо с головой.
Тем временем до нас доковылял «сборный отряд» полицаев. Два десятка человек, с дробовиками, стационарными парализаторами. в СРЕДНЕЙ экзоброне… в общем, из-за чего злиться — было. Но было лень.
Повязали они наших арестантов, меня на носилки погрузили, дотащили до ближайшего от подъёмника медцентра, где меня в относительный порядок за час привели. Вроде бы всё, здание сделано… Вот только наша ситуация вызвала немалую волну и даже скандал. О чём я узнал ещё лечимый, да и после лечения меня порученец чуть ли не силком потащил на «доклад», а точнее — на допрос, если вещи своими словами называть.
Дело в том, что мало того, что отряд, по сути, «гражданских», хотя это условно, оказался в полноценном бою, а не «поддержании правопорядка». Ну то есть задание явно не соответствовало снаряжению-возможностям, по крайней мере, так вышло по факту. Но это — косяк Пелагеи этой, которая, кстати, была лишена «прикрытия задницы» — если бы я не настоял на конкретном приказе, то мы с походом в Клоаку и последующим боем могли и «виноватами» оказаться. Точнее — я, как пусть и временный, но командир.
Так вот, на эту тему между полковником из учебки и старшим комиссаром этого яруса Идигена шла «дискуссия», хотя подозреваю, «срач» больше подходит. Но это ещё ладно, не вполне моя головная боль (хотя по мозгам могут проехаться не раз и не два — это у начальства свойство такое, специальное, в самом себе ощутил). Но главное — труп гражданина Идигена. Тот самый прыгун с клинком, я его парализатором прибил насмерть, как понятно. Оправданно, правильно, но… Последствия в виде «пристрастного расследования», выяснения «обстоятельств, побудительных мотивов, необходимости действий». Причём были бы мы экстерминаторами на боевом задании — все вопросы бы решились данными фиксаторов. Но мы-то выходили «курсантами на практике»! В общем, «бардак и поругание», какой-то безликий следователь Депортамента мурыжил меня на допросе не меньше часа. Первые три раза я на его вопросы честно отвечал, на четвёртый — послал нахер или свои записи просмотреть. Не помогло.