Экстренный контакт

Лэйн Лорен

Слишком поздно я понимаю, что в маленьком стакане больше взбитых сливок и посыпки, чем кофе. Но для полной объективности соглашусь, что шоколадно-мятный вкус не так уж ужасен, как я всегда себе представляла.

Я пробираюсь сквозь медленно движущуюся толпу, уделяя Джерри лишь половину своего внимания, в ожидании волшебной фразы, которая, как я знаю, должна прозвучать, потому что она всегда звучит.

— ...так что можем сэкономить время и головную боль, если договоримся о признании вины...

Вот она.

Некоторые из моих коллег называют

его Джерри Доджер¹ — не столько потому, что его фамилия Додж, сколько потому, что этот человек попытается уклониться от суда в десяти случаях из десяти.

— Джерри, — перебиваю я. — Да, ладно. Я не соглашаюсь на неорганические бананы в своих смузи. Почему ты думаешь, что буду советовать своему клиенту не согласиться на то, что, как мы оба знаем, будет вердиктом в мою пользу?

Он издает недовольный звук.

— Ты думаешь, что все твои дела — беспроигрышный вариант.

Джерри повезло, что я пытаюсь запихнуть в рот последнюю порцию взбитых сливок из «Старбакса», потому что это мешает мне заметить, что каждый раз, когда мы с ним сталкивались лицом к лицу в зале суда, дела решались в мою пользу.

— Ну же, Кэтрин, — уговаривает он. — Подумай о своем клиенте. Подумай о справедливости.

Я сминаю в кулаке мини-стаканчик и бросаю его в мусорное ведро.

— Хочешь поговорить о справедливости, Доджер? — спрашиваю я, намеренно произнося это прозвище. — Как насчет того, чтобы, пока будешь в Коннектикуте с родственниками, попросить у Санты пару яиц и хоть раз попытаться побороться за своего клиента.

Джерри устало и покорно вздыхает.

— Ладно. Мы сделаем все по-твоему, Кэтрин. Как всегда.

Он делает паузу.

— Мы ведь все равно увидимся с тобой в канун Нового года, верно?

О да. Я и Джерри? Вроде как друзья. А у меня их не так много.

— Конечно, — воодушевленно подтверждаю. — Я бы ни за что не пропустила. Ты уверен, что я не могу ничего принести? Сладости? Шампанское?

— Ни в коем случае, у нас будет много и того, и другого. И, кстати, ходят слухи, что у нас будет еще один повод отпраздновать, кроме нового года. Партнер, да?

Я рада, что он не видит, как я морщусь, и заставляю свой голос звучать бодро.

— Скрестим пальцы!

— Серьезно? Я думал, тебе уже сообщили...

— Эй, послушай, прости, что я только что чуть не откусила тебе голову, — перебиваю я, не только потому, что знаю, что мое буйство было жестоким даже для меня, но и потому, что...

Ну, я не хочу говорить о том, чтобы стать партнером.

— Пожалуйста, Кэтрин. Ты знаешь, что мне нравятся наши перепалки. Я отдаю столько же, сколько получаю.

Я поджала губы. Ну, насчет этого я не уверена...

И решаю закруглиться, пока я в выигрыше.

— Хорошего Рождества. Передай Джейми привет.

— Обязательно. Напомни мне еще раз, что ты собираешься делать на праздники?

— Упс, Джерри? Мне нужно бежать. Еще один звонок. — Я вешаю трубку. Мне немного не по себе от этой лжи, но это для его же блага, правда.

Как

я уже говорила, у меня не так много друзей. Мои вьющиеся волосы и прыщи, может, и потускнели с возрастом, но мои острые края — нет. Поэтому стараюсь не обременять тех немногих людей, которым я небезразлична, правдой.

Гринч был одинок.

А одиночество?

В Рождество оно ранит сильнее всего.

ГЛАВА 2

TOM

23 декабря, 11:07

Знаете, кого я никогда не понимал?

Гринча.

Что это за человек, который ненавидит веселье праздничного сезона?

Ну, вообще-то, я точно знаю. Потому что женился на ней. И развелся с ней.

Но это уже история для другого дня, и под другим днем я имею в виду «никогда».

Давайте двигаться дальше.

Это не значит, что я выступаю в роли эльфа Бадди, или у меня есть костюм Санты, или что-то в этом роде. Но соврал бы, если бы сказал, что декабрь в Нью-Йорке — это не нечто особенное.

Возьмем, к примеру, знаменитую Пятую авеню Манхэттена. Конечно, на Рождество здесь немного многолюдно.

Ладно, хорошо. Очень многолюдно. В январе меня бы это просто взбесило.

Но в декабре?

На Пятой авеню витает своего рода уникальная заразительная энергия, которая исходит от огромной массы людей, пытающихся насладиться одними и теми же вещами в течение ограниченного времени. Знаковая рождественская ель в Рокфеллеровском центре, «Рокеттс»², полдюжины катков, «Щелкунчик», праздничные витрины, сцены Рождества Христова в исторических церквях...

Не то чтобы я, как местный житель, увлекался всем этим. Но мне нравится знать, что все это есть.

Я провожу рукой по своему галстуку — красному, украшенному леденцами, подарку моей мамы — и глубоко вдыхаю.

Теперь мне нужно кое-что объяснить.

Вдыхать на Манхэттене? Рискованно. Очень рискованно. В «парфюме» Мидтауна обычно отчетливо слышны нотки мусора, выхлопных газов и лошадиных экскрементов. Спросите любого местного жителя о том, как пережить лето в этом городе, и он скажет, что дышать нужно ртом. Ну, если только ты не богат. Потому что тогда ты в Хэмптоне.

Но, опять же, Рождество в Нью-Йорке совсем другое. Оно пахнет так, как и должны пахнуть праздники в городе, начиная с ни с чем не сравнимого аромата, исходящего от продавца «горячих орешков» на углу.

(Обычно я бы пошутил насчет горячих орешков, но в декабре оставляю это без внимания).

В это время года каштаны — главная звезда шоу. Жареные на открытом огне и все такое. Но лично я предпочитаю арахис, обжаренный в меду.

Мое нынешнее удовлетворение спадает, совсем чуть-чуть, когда в голову закрадывается непрошеное воспоминание — эхо моего собственного Призрака ужасного прошлого Рождества, рассуждающего о том, что арахис на самом деле не орех. И что, если бы уличные торговцы имели хоть каплю самоуважения, они бы кричали «горячие бобовые».