Экстренный случай
Шрифт:
– И она смирилась?
– Вроде да.
– Что ты написал в истории болезни?
– Ничего. Я не завел карточку.
Я вздохнул:
– Это может выйти тебе боком. Почему ты так поступил?
– Потому что она не была моей пациенткой и не нуждалась в лечении. Я знал, что больше никогда не увижу ее, вот и не стал разводить писанину.
– И как ты собираешься объяснить это полицейским?
– Слушай, – вспылил Арт, – кабы я знал, что по милости этой бабы попаду за решетку, то и вел бы себя иначе.
Я закурил сигарету и откинулся назад, почувствовав
– Кто направил ее к тебе?
– Карен? Наверное, Питер.
– Питер Рэнделл?
– Ну да. Он был ее лечащим врачом.
– Так ты даже не спросил?
Это было совсем не в духе Арта.
– Нет. Она пришла под конец рабочего дня, и я был уставший. К тому же она сразу взяла быка за рога. Чертовски прямолинейная девица, никаких тебе хождений вокруг да около. Выслушав Карен, я подумал, что ее прислал Питер, в надежде, что я все растолкую. Ведь делать аборт, вне всякого сомнения, было уже поздно.
– Почему ты так подумал?
Арт передернул плечами.
– Подумал, и все.
Галиматья какая-то. Арт наверняка темнил.
– А других дам из семейства Рэнделл к тебе не направляли?
– Ты о чем это?
– Отвечай.
– По-моему, это не имеет отношения к делу, – отрезал он.
– Как знать.
– Уверяю тебя.
Я вздохнул и запыхтел сигаретой. При желании Арт мог быть чертовски упрям.
– Ладно, – сказал я наконец. – Тогда расскажи мне о девушке.
– Что ты хочешь знать?
– Ты был с ней знаком?
– Нет.
– Случалось ли тебе помогать ее подружкам?
– Нет.
– Ты уверен?
– О, черт! Как я могу быть уверен? Но вряд ли: ей было всего восемнадцать лет.
– Понятно.
Вероятно, Арт был прав. Я знал, что он оперировал только замужних женщин лет тридцати и не связывался с молоденькими, разве что в исключительных случаях. Иметь дело со зрелыми матронами было гораздо безопаснее. Они мыслили более трезво и умели держать язык за зубами. Но я знал и другое: последнее время он стал делать больше абортов совсем юным пациенткам. Арт называл эти операции «выскабливанием соплей» и говорил, что помогать только замужним нельзя. Это, мол, дискриминация подростков. Разумеется, он шутил, но в каждой шутке…
– Как она выглядела, когда пришла к тебе? – спросил я. – Ты можешь описать ее?
– Славная была девушка. Хорошенькая, не дура, не плакса. Очень честная. Пришла, села, сложила руки на коленях и рассказала все как есть. Сыпала медицинскими терминами. «Аменорея» и прочее. Наверное, нахваталась от своей семейки.
– Она нервничала?
– Да, но ведь они все нервничают. Поэтому чертовски трудно проводить дифференциальную диагностику.
Действительно, при отсутствии менструаций, особенно у молодых девушек, надо делать существенную поправку на состояние их нервной системы. Задержки и другие нарушения цикла часто возникают по причинам психологического свойства.
– Это
– В придачу она прибавила в весе. Пятнадцать фунтов.
– Маловато для точного диагноза.
– Но достаточно для подозрения.
– Ты ее осматривал?
– Нет. Я предложил, она отказалась. Девица пришла делать аборт. Я сказал: нет, и она откланялась.
– Карен говорила о своих планах?
– Да, – ответил Арт. – Пожала плечами и сказала: ну что ж, придется сообщить предкам и обзавестись потомком.
– И ты решил, что она не станет обращаться к кому-нибудь другому?
– Вот именно. Девушка казалась такой умной и /смышленой. И, похоже, поняла, в каком она положении. В таких случаях я всегда стараюсь объяснить женщине, что безопасный аборт невозможен и ей придется свыкнуться с мыслью о грядущем материнстве.
– По-видимому, Карен передумала. Интересно, почему?
Арт усмехнулся:
– Ты когда-нибудь видел ее родителей?
– Нет, – ответил я и тотчас юркнул в приоткрывшуюся лазейку:
– А ты?
Но Арта так просто не проведешь. Он одарил меня вялой улыбкой умного и проницательного человека, отдающего дань чужой сообразительности, и сказал:
– Нет, никогда. Но наслышан о них.
– И чего же ты наслышан?
В этот миг вернулся сержант и с лязгом вставил ключ в замок.
– Время, – объявил он.
– Еще пять минут, – попросил я.
– Время!
– Ты говорил с Бетти? – спросил Арт.
– Да. Все хорошо. Я позвоню ей и скажу, что ты жив-здоров.
– Она волнуется.
– Джудит побудет с ней. Все утрясется.
Арт грустно улыбнулся:
– Извини за причиненное беспокойство.
– Никакого беспокойства, – я взглянул на стоявшего в дверях сержанта. – У них нет оснований задерживать тебя. К полудню ты выйдешь отсюда.
Сержант сплюнул на пол. Я пожал Арту руку и спросил:
– Кстати, где тело?
– Наверное, в Мемориалке. Или его уже увезли в городскую.
– Я выясню. Не волнуйся ни о чем.
Я вышел из камеры, и сержант запер дверь. В коридоре он не проронил ни слова, но, когда мы вошли в дежурку, сказал:
– Вас хочет видеть капитан.
– Хорошо.
– Ему не терпится малость поточить лясы.
– Что ж, ведите меня к нему, – ответил я.
3
Табличка на двери сообщала: «Отдел по расследованию убийств», а под ней на картонке печатными буквами было выведено: «Капитан Питерсон». Капитан оказался крепким коротышкой с седыми волосами, подстриженными под «ежик», движения его были проворными и точными. Когда Питерсон обошел вокруг стола, чтобы приветствовать меня, я заметил, что он хромает на правую ногу. Он даже не пытался скрыть этот изъян, а, напротив, подчеркивал его, громко шаркая носком по полу. Солдаты и легавые обычно гордятся своими увечьями. Нетрудно было догадаться, что Питерсон пострадал при исполнении служебного долга. Я попробовал угадать, что с ним стряслось. Скорее всего, нарвался на пулю: ножевое ранение в голень – большая редкость.