Экстренный случай

Крайтон Майкл

– Ладно, – молвил хирург и сделал ровный надрез поверх ребер на левой стороне груди. Разрез был глубокий и шел наискосок; из него текла кровь, но хирург не обратил на это ни малейшего внимания. Обнажив блестящие белесые ребра, он взрезал межреберную мышцу и пустил в ход расширитель. Послышался громкий хруст, затем – хлопок. Ребра лопнули, будто проволока. Мы увидели съежившиеся морщинистые легкие и увеличенное синеватое сердце. Оно не билось, но и не было неподвижным. Больше всего оно напоминало мешок, в котором

копошатся черви.

Хирург начал прямой массаж. Плавно и мягко, согнув сначала мизинец, потом – безымянный, средний и указательный пальцы, он «выжал» сердце, освободив его от крови, затем принялся резко сжимать и разжимать кулак, покряхтывая в такт движениям.

Кто-то принес аппарат для измерения давления, и Хэммонд взялся за «грушу». Несколько секунд он молча следил за стрелкой и наконец сказал:

– Ничего.

– Фибрилляция есть, – ответил хирург, продолжая массаж сердца. – Давайте подождем. Адреналина пока не надо.

Прошла минута. Еще одна. Кожа негра делалась все темнее.

– Слабеет. Пять кубиков адреналина, один к тысяче.

Медсестра приготовила шприц, и хирург ввел лекарство прямо в сердечную мышцу, после чего возобновил массаж.

Я наблюдал, как аппарат искусственного дыхания ритмично наполняет легкие воздухом. Но Роман явно умирал. Через несколько минут хирург сдался.

– Все, – сказал он, извлекая руки из грудной полости, снимая перчатки и бросая последний взгляд на Романа Джонса. Затем он осмотрел раны на груди и предплечьях покойного, вмятину на черепе, и добавил:

– Вероятно, первичная остановка дыхания. Его сильно ударили по голове. – Хирург повернулся к Хэммонду. – Вы составите медицинское заключение?

– Да, конечно, – ответил Хэммонд.

В этот миг распахнулась дверь и в палату вбежала медсестра.

– Доктор Хэммонд, вас зовет доктор Йоргенсен, – сообщила она. – Привезли девушку в геморрагическом шоке.

***

Первым, кого я увидел в коридоре, был Питерсон в цивильном костюме. Он был растерян и раздражен, даже не сразу узнал меня. А узнав, дернул за рукав.

– Э.., послушайте, Берри…

– Не сейчас, – ответил я, шагая следом за Хэммондом и медсестрой в другую палату. Там лежала навзничь бледная как смерть девушка с обмотанными бинтами запястьями. Она была в сознании, но едва соображала; голова ее металась по подушке, из горла вырывались тихие стоны.

Над девушкой склонился ординатор Йоргенсен. Увидев Хэммонда, он сказал:

– Покушение на самоубийство, вскрыла вены. Кровотечение остановили, сейчас введем цельную кровь.

Он искал вену, чтобы подключить капельницу.

– Перекрестную пробу взяли, запросили кровь из банка. Понадобится не меньше двух единиц. Гематокритное число в порядке, но это еще ничего

не значит.

– Почему в бедро? – спросил Хэммонд, кивая на капельницу.

– Руки пришлось перевязать. С верхними конечностями шутки плохи.

Я подошел поближе и сразу узнал Анджелу Хардинг. И куда только подевалась ее красота? Лицо сделалось мертвенно-бледным, вокруг губ выступили синюшные пятна.

– Что скажете? – спросил Хэммонд Йоргенсена.

– Вытащим, – ответил тот. – Если не случится ничего экстраординарного.

Хэммонд осмотрел перевязанные руки Анджелы.

– Повреждения здесь?

– Да, с обеих сторон. Мы уже наложили швы.

Хэммонд взглянул на кисти девушки. На ее пальцах виднелись темные бурые пятна.

– Ты эту девушку имел в виду? – спросил он меня.

– Да. Анджела Хардинг.

– Курит как паровоз, – заметил Хэммонд.

– Нет. Осмотри еще раз.

Хэммонд поднес руку Анджелы к носу и понюхал пальцы.

– Это не никотин…

– Совершенно верно.

– Но тогда…

Я кивнул:

– Вот именно.

– Да она же медсестра!

– Правильно.

Пальцы девушки были вымазаны йодом. Это вещество применяется как для дезинфекции, так и для разметки надрезов в хирургии. При постановке капельницы без него тоже не обойтись.

– Ничего не понимаю, – сказал Хэммонд.

Я поднял руки Анджелы повыше. Большие пальцы и тыльные стороны ладоней были испещрены мелкими порезами, из которых сочилась кровь.

– Что это, по-твоему?

– Пробовала.

Когда люди пытаются покончить с собой, вскрыв вены, на их руках часто остаются маленькие порезы, словно самоубийца сначала проверяет, достаточно ли острое у него орудие и насколько сильна будет боль.

– Нет, – возразил я.

– Тогда что это такое?

– Ты когда-нибудь видел жертв поножовщины?

Хэммонд покачал головой. Впрочем, где он мог их видеть? Такие зрелища доступны только патологоанатомам. Мелкие царапины на руках – верный признак того, что на человека напали с ножом. Жертва отбивается, и царапины – обычное дело.

– Это – типичная картина?

– Да.

– Ты хочешь сказать, что к ней лезли с ножом?

– Вот именно.

– Но почему?

– Потом объясню, – ответил я и отправился обратно, к телу Романа Джонса. Оно по-прежнему лежало в палате. Рядом стоял Питерсон. Какой-то незнакомый мне человек в костюме осматривал глаза покойника.

– Берри, вы всегда появляетесь в самое неудачное время, – сказал мне Питерсон.

– Вы тоже.

– Верно, – согласился он. – Но у меня такая работа. – Капитан кивнул на человека в костюме. – Поскольку в прошлый раз вы так всполошились, я на всякий случай захватил с собой полицейского врача. Как вы понимаете, теперь нам не обойтись без судебного следователя.