Эквей. Трилистник судьбы
Шрифт:
Поужинав, еще некоторое время слонялась без дела, снова читала, а потом легла спать.
Мне снилось что-то яркое, как солнышко, воздушное, как облачко и приятное, как шерсть котёнка. И просыпаться совершенно не хотелось.
Резко открыв глаза, я села в кровати. Прижимая руку к груди, быстро осмотрелась, пытаясь понять, что же меня разбудило.
Тишина. Лишь едва слышно гудели приборы.
Вновь легла, но уснуть так и не смогла. Снова захотелось есть. Я ворочалась с одного бока на другой, но сна как
— От одной маленькой, совсем крохотной булочки вреда не будет, — решила я и отправилась на кухню.
Булочка была очень вкусная. Запив её соком, счастливо вздохнула и сладко потянулась. Была мысль съесть еще одну, но я отказалась. На ночь есть мучное вредно. А ночью тем более.
Я уже почти дошла до своей каюты, когда услышала тихий стон. Недоумённо застыв, взглянула в сторону комнаты Саши. Может, показалось.
Но только я хотела сделать еще один шаг, как стон повторился.
Мама всегда говорила, что любопытство сгубило кошку. Может, так и есть, но и остановиться я не могла. А вдруг ему плохо, или случилось что-то?
— Саш, — тихо прошептала я, подкравшись к его каюте. — Саша…
Тишина.
Я осторожно заглянула внутрь.
— Саша, у тебя всё в порядке? — всё еще шепотом спросила я.
В ответ раздался новый стон, полный боли и отчаянья.
Больше ждать не стала. Решительно вошла внутрь и взглянула на кровать. Мужчина метался в бреду, судорожно сжимал простыни и едва слышно шептал. Слов было не разобрать, но с ним явно что-то было не так. В свете небольшой лампы в углу каюты я увидела, что он весь покрыт блестящими капельками пота.
А вдруг мужчина заболел?
— Саш, — пробормотала я, осторожно кладя руку ему на лоб.
И это было ошибкой.
Он неожиданно распахнул глаза и, резко схватив за руку, швырнул меня на кровать. Тут можно было радоваться, если бы в следующую секунду сильные мужские руки не сомкнулись у меня на шее.
— Ты… что? — только и смогла прохрипеть я, пытаясь хоть чуть-чуть ослабить захват, и не могла. Он был слишком силён.
Я хрипела, извивалась, била его по рукам, пыталась дотянуться до лица — и не могла.
Его лицо было совершенно бесстрастно, а пустые глаза не выражали совершенно никаких эмоций. Словно передо мной был не человек, а робот. И это было так страшно, что словами не передать. Я никогда не видела его таким и понимала: если не очнётся и не придёт в себя, мне конец.
— Са-шшшшшш-ша, — из последних сил прохрипела я, чувствуя, как огнём горят лишенные кислорода лёгкие, а перед глазами замелькали яркие разноцветные огоньки, и просто начала терять сознание.
Но внезапно всё прекратилось. Давление на горло исчезло.
— Катя… Катенька…
Меня словно ветром сдуло с кровати. Я упала на пол и сразу же забилась в угол, одну руку прижимая к горлу, другую в защитном жесте выставив вперёд. Расширенными от ужаса глазами я смотрела на Переславцева, который всё ещё сидел на кровати, растерянно смотря на свои руки.
Кашель раздирал пульсирующее от боли горло, дышать было трудно, и я боялась потерять сознание.
— Катя… — с искаженным от отчаянья лицом Саша встал и сделал шаг ко мне.
Как же мне было страшно.
Я завертела головой и захрипела, пытаясь закричать. Но не выходило.
Каким-то чудом ему удалось меня поймать, сграбастать в свои объятия, несмотря на то, что я отчаянно сопротивлялась — пиналась, кусалась, дралась и вертелась, пытаясь вырваться на свободу.
Не дал. Еще сильнее прижал к себе, усадил на колени и принялся гладить и что-то шептать, пока я ревела в три ручья и тряслась от пережитого шока.
— Прости… прости, пожалуйста… Катя… девочка моя… прости… я не знал… думал — кошмар… прости меня, — доносился его шепот, и я невольно затихла, вслушиваясь в его интонации и как воск плавясь от осторожных прикосновений.
Потом появились невесомые поцелуи в макушку, которые совсем скоро опустились, касаясь виска, закрытых глаз, мокрых щек, пока не накрыли припухлых губ.
Эти прикосновения трудно было назвать поцелуями, уж слишком легкими и быстрыми они были. Но внезапно всё изменилось. Поцелуй стал именно поцелуем — тягуче сладким как сироп, нежным, воздушным и таким ласковым, что я забыла обо всём на свете. Нежные поглаживания сменились крепкими объятиями и жадными прикосновениями.
Я сама обо всём забыла, цепляясь за него, как за последнюю соломинку утопающий, запускала пальцы в короткие волосы и дрожала от огня, который уже полыхал внизу живота.
И внезапно всё прекратилось.
Недоуменно нахмурившись, я открыла глаза, чтобы наткнуться на внимательный взгляд шоколадных глаз.
О нет, опять?
— Больно? — неожиданно мягко спросил он, проводя подушечками пальцев по моей щеке.
— Н-нет, — запинаясь, пробормотала я, совершенно ошарашенная его обращением. Ведь ожидала чего угодно, но только не этого. Может, он еще спит? Или я уснула? И это мне всё снится?
— Как ты тут оказалась? — обвинения в голосе не было, но я всё равно немного напряглась, готовая отразить любое обвинение.
— Проснулась и услышала стоны. Ты метался в бреду и что-то шептал. Я испугалась, решила, что ты заболел. Коснулась лба и… вот.
Пальцы нежно коснулись шеи, рассматривая её в свете одинокой лампы.
— Синяки останутся. Надо будет смазать их специальной мазью. Прости. Это был кошмар. Я не хотел…
— Знаю, — перебила его, коснувшись пальцем его губ. — Ты не виноват.
— Я чуть не убил тебя.
— Но не убил же, — я невольно повторила фразу, которую он мне сказал, когда собирал бомбу в рубке.