Экзотическая корова

Полянский Эдуард Иванович

— Любовь, выражаясь языком судебных протоколов, — это совместное ведение хозяйства, — говорил своей третьей жене Андрей Петрович Грущенко. — А развод не что иное, как раздел материальных ценностей, нажитых в процессе любви.

И взор его, взор опытного и неугомонного истца, на всякий случай инвентаризировал имущество, приобретенное совместно с потенциальной ответчицей.

Любовь и впрямь — коварный предмет. С одной стороны, она, так сказать, лишена заземления, с другой стороны — толкает индивидов на путь приобретений. Полированными

шеренгами выстраиваются вдоль стен вместительные шифоньеры, тумбочки для постельного белья, серванты. Их утрамбовывают одеждой, подушками, нержавеющими ножами. Окном в мир о двенадцати каналах прикрывают красный угол, люстрой о пяти рожках — середину потолка.

И хорошо, когда все хорошо. То есть даже приятно наблюдать, как те или иные супруги совместно ведут хозяйство: пользуются одними шифоньерами, одеялами, кастрюлями, телевизионными каналами. Радостно за тех, чье проживание на общей жилплощади озаряется одной и той же пятирожковой люстрой.

У Андрея Петровича вышло иначе.

К своей второй жене, Прасковье Ивановне, он, по собственному признанию, питал чувства благодарного клиента, отождествляя ее с комбинатом бытового обслуживания. Правда, благодарностей жене он за неимением книги отзывов не писал. Но и не жаловался на нее. Тем более что Прасковья Ивановна воспитывала с малых лет его сына от первого брака.

И захотелось Андрею Петровичу перенести совместное проживание в новые стены. Стал он собирать деньги на сберкнижку для строительства рядом со старым домовладением нового. Но замечает, что деньги собираются с большим скрипом и повинна в том жена, Прасковья Ивановна. Не оказалось у нее таланта к экономной жизни, способности к накопительству. Только фундамент и удалось поставить. А также приобрести кое-какие материалы.

«Трудно жить с человеком твердолобым, если он не хочет поставить свой характер в одну колею жизни», — письменно заявил Андрей Петрович и подал на развод.

Их развели, и Грущенко приступил к совместному ведению хозяйства на жилплощади третьей жены. Сын Вася осудил поступок отца и остался с Прасковьей Ивановной, которую любит и почитает, как мать.

С третьей женой Грущенко повезло: ее характер сразу же попал в желаемую для Андрея Петровича колею жизни. Двигаясь этой колеей, они быстренько скопили три тысячи рублей. Но к этому времени барак, в котором чета проживала, снесли, и они переехали в новую квартиру. И хотя надобность в строительстве дома отпала, сколачивание капитальца продолжалось. Ибо сумма на сберкнижке уже символизировала для Андрея Петровича состояние любви. Больше денег — крепче любовь.

А между тем деньги, вложенные в предыдущий брак, прозябали в движимом и недвижимом имуществе, подвергаемом воздействию времен’!. Пока не поздно, Андрей Петрович решил перекачать их на сберкнижку.

В исковом заявлении, назвав свою бывшую супругу ответчицей, он привел длинный список совместно нажитого: телевизор, ковер, набор нержавеющих вилок, ножей и ложек, подушки пуховые, кастрюли, ведра алюминиевые, одеяла ватное и шерстяное, термос с двумя колбами, насосы и опрыскиватель со шлангами и др.

В судебное заседание он, выказав незаурядную память, дополнил: сатина — 6 м, ситца красного — 5,5 м, ситца голубого — 6 м, шотландки — 2 м, декоративной ткани — 2,5 м,

полотенца — 3.

Отсудил-таки часть движимого: ковер, ведро, насосы со шлангами. Ткани ни одного метра не вернул. Выдернуть подушку из-под головы ответчицы также не удалось.

Лишил ее сна вторым иском. На недвижимое и стройматериалы. К иску приложил смету на 15 листах («Взыскать половину из 25 рублей, мною затраченных на подготовку и составление сметы»). В смете подведена база под каждую копейку. Стоимость курятника, например, складывается из восьми пунктов, уборной — из девяти. И, конечно, райсуд с большой точностью определил долю истца и вынес решение: взыскать с ответчицы около тысячи рублей.

А как же вы думали — суд учитывает только денежные документы. А что, спрашивается, может представить суду ответчица? Смету своих нелегких домашних хлопот? Или квитанцию о том, что она заменила мать сыну истца? Но все это делалось по любви и по зову сердца. А это, извините, к делу не подошьешь. И где, скажите, взять такую шкалу, чтобы перевести моральные потери в материальные?

Такой шкалы не существует.

Потому-то на сберкнижке Андрея Петровича Грущенко скоро воссоединятся суммы, нажитые в процессе совместного ведения двух хозяйств с двумя супругами.

Юридически бессильные, мы можем только внести с профилактической целью проект неоновой рекламы:

«Граждане! Во избежание морального уродства храните в сберкассах только деньги! Любовь храните в сердце!»

Но воздействует ли этот призыв на Андрея Петровича Грущенко? Ведь если приложить ухо к его груди, услышишь только один звук — шелест сберегательной книжки…

Выше не сиганешь

Я медленно бреду по привокзальной площади, впитываю первые впечатления и вдруг слышу за спиной сигнал. Оборачиваюсь, ко мне подруливает автомобиль.

— Куда ехать? — левацким полушепотом спрашивает шофер.

— Заводская улица. А что?

— Три рубля, — шепчет шофер. — Руб за скорость, руб за риск, руб за одиночество.

— Какое одиночество?

— Которое вы не обнаружите в трамвае номер пятнадцать. Если обнаружите трамвай. Садитесь.

— С удовольствием бы, — говорю я, — но у меня принципы. Не перевариваю вашего брата-«левака» органически.

И я независимо следую к трамвайной остановке.

Вскоре я набредаю на остановку и в ожидании «пятнашки» пританцовываю от мороза. Со мной танцуют скопившиеся здесь граждане. Минут через двадцать хореография прекращается и начинается осада подножек. Еще через секунду подножки оказываются полностью укомплектованными. Я остаюсь «за бортом».

Одна надежда — такси. Но такси, оценивающе окидывая меня зеленым глазком, проносятся мимо. Наверное, им не по пути.