Экзотическая корова
Шрифт:
Самсон был в неглиже. Он демонстрировал свое атлетическое тело и рвал пасть льву-подростку.
На инженере был зеленый свитер, серые брюки и коричневые сандалеты. Несмотря на этот не совсем библейский наряд, он ощутил прилив нездоровой зависти к Самсонову подвигу. Он огляделся в поисках льва, но увидел рыжего кота.
— Кис-кис, — обратился к нему инженер. — Подь-ка сюда, шельмец…
Но кот был современный, не мифологический. Настигнуть беглеца инженеру не удалось: он рухнул у фонтанов.
А где-то рядом Сирены завлекали на неверную стезю
Увы, спиртное помогло нашим героям наладить душевный контакт с героями мифологическими. И в конце концов они сами уподобились статуям, хотя никакой культурной и исторической ценности из себя не представляли. Но опись на них все-таки составили. Не для музея, а для местного вытрезвителя.
Стакан голубого озера
Говорят, кое-где домашний скот и птицу пробуют откармливать под звуки тихой, мелодичной музыки. Под музыку, оказывается, лучше жуется, заглатывается и переваривается.
Не берусь высказываться за коров и кур. Тут для объективности суждения надо влезть в их шкуру, в их оперение. Пожевать и поклевать за них под музыкальное сопровождение.
Могу лишь поделиться личными впечатлениями о столовой города Заозерска. Правда, питался я там не под музыку. Мне, как едоку с более разнообразными духовными запросами, предложили архитектурно-историческое сопровождение. На красочном, во всю стену панно был изображен монастырь — детище подмастерья каменных дел Аверкия Монахова. Из глубины веков в сегодняшние общепитовские будни с интересом вглядывались купола Успенского собора, церквей Богоявления, Филиппа и архистратига Михаила.
На фоне этого прекрасного творения рук человеческих хотелось разжевать и усвоить продукт не менее прекрасный.
Но такого продукта в столовой как раз и не было. А был заведующий общепитом Даниил Семенович Бабкин. Понятное дело, абсолютно несъедобный.
— Знаете ли вы, что наш монастырь сооружен по указанию патриарха Никона триста лет назад? — спросил он, подсев за мой столик.
— А скажите, винегрет — тоже отзвук далекой эпохи? — поинтересовался я.
— Винегрет — более поздняя поделка, — ответил Даниил Семенович, повертев в руках не съеденный мной на 70 процентов винегрет. — Двадцатый век. Год 1973-й.
— А месяц, месяц? — трагически спросил я.
— Ах, месяц, месяц! — пропел Даниил Семенович. — Месяц для истории неважен. Важна эпоха.
— Значит, сейчас эпоха прокисшего винегрета? — заключил я.
— Вы же культурный человек, — пристыдил он меня. — Вам для души что — винегрет нужен или исключительно живописная группа монастырских строений? Взгляните на это московское барокко, на эти наличники и порталы, на эти декоративные вставки с растительными мотивами.
— Растительными мотивами сыт не будешь, — рассудил я. — Они малокалорийные.
— Взгляните на собор, который как бы вырастает из низкой, опоясывающей его галереи, — словно не расслышав меня, продолжал Даниил Семенович.
— Взгляните на этот хрящевидный предмет, который как бы вырастает из опоясывающего его супа, — подвинул я к нему тарелку с не съеденным мной на 80 процентов содержимым.
— Какого супа? — зашарил он глазами по панно, как бы пытаясь обнаружить среди куполов и башен намеки на суп.
— Не знаю какого, — откровенно признался я. — Рассольника, перлового, харчо. По вкусовым ощущениям точно не установишь.
— Кстати, об ощущениях, — вспомнил Даниил Семенович. — Монастырь находится на острове. Вы смотрите на него с высокого берега сквозь едва заметную дымку, парящую над озером, и вам чудится что-то сказочное, нереальное, почти мираж. Здесь великое былое словно дышит в забытьи…
— Великое, — подтвердил я. — Чего не скажешь о котлетах.
— Монастырь донес до нас неувядаемую свежесть народного творчества, — продолжал он.
— Чего не скажешь о котлетах… — настаивал я.
— Скупыми средствами достигнута величественная гармоническая и возвышенная красота, — отчеканил он, заглянув в справочник для туристов.
— Чего не скажешь о котлетах, — упорствовал я.
— Чего, собственно, о них не скажешь? — не выдержал Даниил Семенович.
— Не скажешь, что они образы большой силы, — выпалил я и показал ему котлеты, не съеденные мной на 90 процентов.
— И это называется представитель интеллигенции! — возмутился Даниил Семенович. — Котлеты ему важнее сокровищ национальной культуры. Да вы только посмотрите, как сияют на куполах подкрестные яблоки!..
— На куполах сияют, а в компоте — отнюдь, — вздохнул я.
— Неужели вас не радуют запечатленные на панно голубые воды озера? — воскликнул Даниил Семенович.
— На панно радуют, — сознался я. — А в стакане нет. В стакане должен быть компот, а не голубые воды озера.
И я показал ему то, что в меню названо компотом. Целехонькое на сто процентов.
— А хотя бы и голубые веды, — подхватил Даниил Семенович. — Считайте, что это фирменный напиток. Истинный ценитель всего исторического и архитектурного выпил бы его с пониманием.
Компот я не выпил. Но кое-что понял. Произведение Аверкия Монахова не архитектурно-историческое сопровождение, а основное блюдо заозерской столовой. Вам предлагают его на закуску, на первое, второе и третье. Вы утоляете духовный голод. И если памятник старины показался вам безвкусным, — ответственность несет не Даниил Семенович Бабкин. За это отвечает либо автор панно, либо тот же Аверкий Монахов.