Элантрис
Шрифт:
Ему претило обращаться с ними, как со зверьем. Принц не оставлял попыток излечить их, но уже через пару дней понял, что надеяться бессмысленно. Они добровольно уничтожили свое сознание, и, по вине ли магии Дор или свойств человеческой психики, оно погибло навсегда.
Безумцы неожиданно хорошо прижились в общине и показали себя послушными и понятливыми помощниками. Казалось, что боль их не беспокоит, и они охотно исполняли любую тяжелую, нудную работу. Если на постройках Раоден приказывал им толкать стену, пока та не упадет, он мог вернуться через несколько
– Каяна, – заявил Галладон, подходя к другу.
– У них в голове немного осталось, – согласилась Карата.
Дьюл называл громил Шаор «каяна», – слово означало «лишенные разума».
– Бедняги, – прошептал Раоден. Галладон согласно кивнул.
– Ты звал нас, сюл?
– Да. Пойдемте со мной.
Получив в помощники физически сильных и нечувствительных к боли каяна, Мареш с командой приступил к ремонту и созданию каменной мебели, чтобы сохранить жалкие запасы дерева. Теперь у Раодена появился собственный стол – тот самый, при помощи которого он напомнил Таану о прошлом скульптора. Трещину посередине замазали раствором, и стол выглядел почти как новый, даже резьба прекрасно сохранилась.
На столе лежало несколько книг. Работы в Новом Элантрисе требовали постоянного присутствия принца, и ему редко удавалось добраться до потайной библиотеки, так что он принес некоторые книги домой. Элантрийцы привыкли видеть его сидящим над книгами и не беспокоили вопросами, хотя на томах даже сохранился съедобный кожаный переплет. С растущей настойчивостью принц изучал Эйон Дор. Боль усиливалась день ото дня; порой она набрасывалсь на него с такой жестокостью, что Раоден едва не терял сознание. Пока приступы оставались терпимыми, но он понимал, что балансирует на грани. Принц попал в Элантрис всего полтора месяца назад, но он сомневался, что протянет еще месяц.
– Не понимаю, почему ты настаиваешь на том, чтобы посвящать нас в мельчайшие подробности Эйон Дор, – пожаловался Галладон, когда Раоден потянулся к открытой книге. – Я не понимаю и половины твоих рассуждений.
– Ты обязан заставить себя слушать внимательно и запоминать, Галладон. Что бы ты ни говорил, я знаю, что ума тебе не занимать.
– Может быть. Но мне возня с Эйон Дор не доставляет удовольствия. Это твое увлечение, а не мое.
– Послушай, дружище. Я уверен, что секрет нашего проклятия кроется в Эйон Дор. Приложив время и усилия, мы найдем разгадку. Но, – принц поднял палец, – если со мной что-то случится, поиски придется продолжить вам.
Дьюл фыркнул.
– Скорее я превращусь во фьерденца, чем ты станешь хоедом.
«Оказывается, я хорошо скрываю боль».
– Неважно, – вслух ответил Раоден. – Глупо не иметь запасного варианта. Я запишу все открытия, но вам двоим необходимо внимательно меня слушать.
Галладон
– Ладно, сюл. Что ты обнаружил? Еще один фактор, влияющий на зону действия эйона?
Принц улыбнулся.
– Нет, гораздо интереснее. Я знаю, почему Элантрис затянуло слизью.
Карата с Галладоном оживились.
– Правда? – спросила элантрийка и заглянула в открытую книгу. – Здесь написано почему?
– Нет, слизь появилась по нескольким причинам. Но основная разгадка вот здесь. – Он указал на иллюстрацию.
– Эйон Эйш? – спросил дьюл.
– Правильно. Вы помните, что кожа прежних элантрийцев отливала серебром? Люди даже говорили, что она светится.
– Правда, – подтвердил Галладон. – Неярко, но когда отец входил в темную комнату, его силуэт чуть светился.
– Потому что тело каждого элантрийца постоянно ощущало Дор, – объяснил принц. – Между нами существует связь. Такая же связь имелась между самим Элантрисом и Дор, хотя ученые не понимали почему. Дор пропитывала город, и камни домов и мостовой сияли, как будто внутри них горело пламя.
– Наверное, жителям было трудно засыпать, – трезво рассудила Карата.
– Можно было чем-то завесить стены комнаты, – ответил Раоден. – Но впечатление от сияющего города поражало, впрочем, многие элантриицы принимали его за должное и научились спать при свете.
– Потрясающе, – безучастно произнес Галладон. – Так что там со слизью?
– Существуют плесень и мхи, которые питаются светом. Свечение Дор отличалось от обычного солнечного света и притягивало особый вид плесени. Тончайший, почти прозрачный слой грибка покрывал все вокруг; элантрийцы не пытались с ним бороться – его почти не замечали, и к тому же сияние от него усиливалось. Плесень никому не мешала, пока не погибла.
– Свечение пропало… – начала Карата.
– И плесень начала гнить, – закончил принц. – А поскольку грибок покрывал весь Элантрис, то теперь его заменила слизь.
– И в чем смысл лекции? – с зевком спросил дьюл.
– Еще одна нить, еще одна догадка о том, что случилось во время реода. Приходится распутывать клубок с конца, дружище. Мы пытаемся выяснить, что произошло десять лет назад; возможно, если понять, что натворил реод, мы узнаем, что его вызвало.
– Ваше предположение звучит разумно, милорд, – произнесла Карата. – Элантрийская грязь всегда казалась мне неестественной. Я однажды видела, как дождь хлестал по стене и не размыл ни пятнышка.
– Слизь маслянистая и отталкивает воду. Вы же слышали возмущение Кахара, как трудно ее отскрести?
Карата закивала и принялась листать толстый том.
– В этих книгах множество сведений.
– Да. Хотя написавшие их ученые порой изъясняются до умопомрачения запутанно. В поисках ответа на определенный вопрос приходится копаться часами.
– Например?
Раоден нахмурился.
– Например, я не нашел ни одного намека на то, как создавали сеонов.
– Ни одного? – удивленно переспросила элантрийка.