Элантрис
Шрифт:
«Неужели, надежда только на это? Может быть, – думала она, – действительно, стоит воссоздать одну подлинную черту, с которой он будет действовать справедливо. Вполне сойдет, чтобы одурачить двор. Не получится, правда, обмануть приближенных».
Возможно, такая затея и выгорит: сделать его как декорацию на театральной сцене. Макеты, на время пьесы, могли сойти за реальные объекты. Серьезной проверки им, конечно, не выдержать. Такая задача вполне осуществима. Наверное, ей стоит убедить арбитров, что подобный путь наиболее приемлем. Пускай у них будет
Сделать настоящего, живого Ашравана – настоящий вызов ее талантам. Она поймала себя на мысли, что действительно желает дать Ашравану жизнь. Или сделать все возможное для этого.
Шай прилегла на кровать, уже переделанную в удобную; с красивыми колоннами, балдахином и мягким одеялом, и задернула шторы. Охранники весь вечер играли в карты за ее столом.
«Почему ты заботишься о том, чтобы вернуть Ашравана к жизни? – подумала Шай. – Арбитры убьют тебя прежде, чем ты даже сможешь посмотреть, получилось ли. Спасение должно быть твоей единственной целью».
И все же… сам император. Почему Шай решила подменить Лунный Скипетр? Потому, что о нем знают все; это самая знаменитая реликвия империи. А Шай мечтала, чтобы ее работа лежала на самом почетном месте, созерцаемая всеми, в грандиозной имперской Галерее.
Но то Скипетр. Сейчас же она работала над чем-то совершенно непостижимым. Интересно, хоть кто-нибудь из Воссоздателей проделывал подобное? Воссозданная копия на самом Троне Роз…
«Хватит, – сказала она себе, на этот раз решительнее. – Не увлекайся. Это гордыня. Нельзя ей поддаваться, нельзя…»
Шай открыла последние страницы своей книги. Там, где зашифрован разработанный план побега, посторонний увидит обычный словарик: имена, названия…
Как-то на днях прибежал Клеймящий, весь запыхавшийся от страха, что не успеет обновить печать. От него разило крепким алкоголем. Да, дворец был к нему действительно гостеприимен. Ах, если бы она могла каким-то образом сделать так, чтобы он пришел утром как можно раньше, и тем же вечером, напился…
Клеймящие Кровью жили на болотах, в земле Джамар, и тесно граничили с народом Бойцов, обитавших в прилегающих горах. Так сложилось, что два народа не питали большой любви друг к другу. Эта взаимная ненависть, уходя корнями в глубокую древность, была гораздо сильнее их преданности империи.
Некоторые Бойцы из ее стражи заметно кривились, стоило только Клеймящему появиться на пороге. Шай решила завести с ними дружбу, бросая случайные шутки и отпуская небольшие ремарки, подчеркивая сходство между ней и стражниками.
Бойцам было запрещено разговаривать с Шай, но шли недели, она только и делала, что копалась в книгах да болтала со старыми арбитрами. Охранники заскучали, и ими стало легко манипулировать.
В распоряжении Шай было много камней души, и она воспользуется этим. Но чаще всего простейшие методы были действеннее. Люди всегда ждут, что Воссоздатель применит печати. Великие навыдумывали много историй о темном колдовстве, о Воссоздателях, размещавших печати на стопе человека, пока тот спал, тем самым меняя его индивидуальность. Поражая и насилуя разум.
«Правда в том, что печать души для Воссоздателя – последнее средство. Слишком уж легко ее обнаружить. А вот за свои знаки сущности, напротив, я отдала бы сейчас даже правую руку…»
Она едва не поддалась искушению вырезать новый знак для побега. Конечно, они будут ожидать нечто подобное, да и сложно незаметно проделать сотни тестов, чтобы заставить его работать. Если она будет испытывать знак на своей руке, об этом сразу же доложат охранники, а на Гаотоне он и вовсе не заработает. Использовать же непроверенный знак сущности… да уж, не очень удачная затея. Нет, даже задействовав печати души в своем плане побега, она будет больше полагаться на традиционные уловки.
День пятьдесят восьмой
Шай была готова к следующему приходу Фравы.
Женщина остановилась в дверном проеме, и охранники без возражений покинули комнату, так как им на смену пришел капитан Зу.
– А ты хорошо потрудилась, – заметила Фрава.
Шай приподняла голову. Арбитр говорила об улучшениях в комнате, а никак не об основной работе. Буквально на днях Шай трансформировала пол, что не составило большого труда. По документам все легко можно было найти: кто строил, из какого камня, откуда и когда тот был завезен…
– Вам нравится? – спросила Шай. – Думаю, мрамор хорошо сочетается с камином.
Фрава повернулась и удивленно моргнула.
– Камин? Откуда… Мне кажется, или комната стала больше?
– Тут за стенкой есть небольшая кладовка, ею никто не пользовался, – пробормотала Шай, опуская взгляд обратно в книгу. – А перегородка между помещениями возведена не так давно, может, пару лет назад. Я слегка переписала происходившее, будто мою комнату сделали немного больше и оснастили камином.
Фрава была ошеломлена.
– Я даже не знаю… – она снова надела привычную маску строгости. – Откуда столько легкомыслия, Воссоздатель? Ты здесь не дворец реконструируешь, а возвращаешь императора к жизни.
– Работа с камнями души меня успокаивает. Да и трудиться приятнее в хорошей просторной обстановке, а не в жалком чулане. Будет вам душа императора в срок, Фрава.
Арбитр прошлась по комнате, внимательно изучая рабочий стол Шай.
– То есть работу над камнем души императора ты уже начала?
– И не над одним. Процесс, как вы понимаете, не из легких. Я проверила на Гаотоне уже более сотни штампов…
– Арбитре Гаотоне.
– …на старике. И каждая такая печать лишь малый кусочек общей картины. После того, как у меня будут все работающие фрагменты, необходимо сделать более миниатюрную гравировку, а это кропотливая работа. В итоге одна печать вместит около дюжины проверенных штампов.
– Как так? Ведь ты утверждаешь, что испробовала уже больше сотни, а в финальную версию пойдет лишь двенадцать?
Шай засмеялась.
– Двенадцать? На душу человека? Это несерьезно. Финальную печать, ту, что придется ставить каждое утро, – как ключ или краеугольный камень: только ее нужно использовать на коже императора, а она, в свою очередь, активирует целую сеть из сотен остальных штампов.