Ельцин
Шрифт:
Гайдар — из той же когорты людей, которые специализируются на будущей экономике, но пишет он не для всех, а для профессионалов. Его экономические «обзоры» направляются специалистам, руководителям, людям, принимающим решения.
Итак, Гайдар входит в кабинет Ельцина.
Его встречает седой человек очень высокого роста. Лицо его, конечно, знакомо по телевизору, но есть и отличия — Ельцин улыбается, слушает, редко говорит, у него внимательные, усталые, как будто застывшие в напряжении глаза. Этого по телевизору не увидишь…
Гайдар почти вдвое младше Ельцина, и, главное, в нем есть та победительная уверенность, которой недостает всем остальным претендентам. Он как бы обладает тайным знанием, которого нет ни у кого из тех, кто до сих пор
Молодая команда гайдаровских экономистов, по заданию госсекретаря России Бурбулиса, уже сидит на госдаче в Волынском и пишет экономическую программу. В этой команде есть специалисты по приватизации, по валютному рынку, по иностранным инвестициям, по свободному рынку акций и облигаций. То есть специалисты именно по будущей экономике. В среде официальных советских экономистов таких специалистов конечно же нет и не может быть. Чубайс, Федоров, Авен, Шохин, Нечаев, Лопухин — он называет фамилии с уверенностью командира спецназа, и в этом тоже звучит интонация победителя, который уверен — почти так же как Ельцин — в своей невероятной силе.
И еще одно: Гайдар, спокойно глядя в глаза Ельцину, тихо говорит такие вещи, которые до этого никто не решался ему сказать.
— Борис Николаевич, вы уверены, что у вас хватит политического ресурса взять на себя ответственность… за те непопулярные, мягко говоря, решения…
Непопулярные решения — вот что они обсуждали в тот вечер. Ельцин четко уяснил для себя суть проблемы.
И, как ни странно, именно эта суть его и вдохновила!
Безработица. Страшное слово. Ее не было в России 50 лет! А теперь будет…
Рост цен. Горбачевский рост цен покажется ничем в сравнении с тем, который ожидается при либерализации. Такой рост цен Россия в последний раз видела при нэпе.
Резкое сокращение расходной части бюджета, иначе — галопирующая инфляция. Придется остановить печатный станок. Как следствие — будет нехватка наличных денег.
Свободная продажа валюты (это в России, которая вообще не видела, не держала доллары в руках?).
Шоковая терапия.
Позднее Ельцин скажет — обсуждались и другие программы, более мягкие, более постепенные, но общее мнение было таково, что времени для преодоления кризиса может просто не хватить. Добавлю к этому — обсуждались и другие кандидатуры на пост премьера, например ректор МАЙ Юрий Рыжов, Святослав Федоров, но за ними не стояло такой радикальной, смелой, убедительной экономической программы. И не стояли люди, способные эту программу реализовать.
Именно в шоке, увы, нуждается страна, стоящая на пороге голода. Да, она нуждается в шоке, в болевой реакции, — чтобы проснулись рефлексы, воля к жизни, здоровые силы во всех этих заснувших городах, замерших людях, притихших чиновниках. Во всей этой больной, задыхающейся экономике.
Ельцина убеждает сама эта логика — пройти через испытания, через трудности, чтобы потом выздороветь и жить спокойно.
И еще он понимает, что ответственность за такую экономическую политику может взять на себя только он сам. Не премьер-министр — новая политическая фигура, к которой будут долго присматриваться и привыкать. Нет, риск реформы так огромен и невероятен, что только он, Ельцин, сможет уговорить депутатов принять программу, только он сможет убедить общество пойти на такие жертвы.
Временные жертвы.
— Сколько вам нужно времени, чтобы начался рост экономики? — спрашивает Ельцин. От ответа зависит многое.
Понимает это и Гайдар.
— Год. Примерно год.
Вопрос решен [20] .
28 октября 1991 года начался второй этап Пятого съезда народных депутатов РСФСР. Главный вопрос, который предстояло решить, — одобрить или отвергнуть предлагаемый президентом курс экономических реформ.
Ельцин подготовил серьезный большой доклад. Но кроме него он записал от руки тезисы (у него была такая привычка — на аккуратных кусочках бумаги записывать тезисы будущего выступления), которые сохранились. Вот начало
20
Таким запомнил этот разговор Ельцин. Детали судьбоносного разговора во время работы над книгой я уточнил у самого Егора Тимуровича. Вот что он написал мне: «Во время октябрьского разговора 1991-го я никогда не говорил Борису Николаевичу, что восстановление экономического роста в России возможно за один год. Это было невозможно. К этому времени падение ВВП в Польше, первой начавшей радикальные реформы после краха социализма, уже продолжалось два года. Оснований полагать, что в России период постсоциалистической рецессии будет короче, не было. Борис Николаевич мог меня неправильно понять. Я ему говорил, что за год мы справимся с проблемой дефицита на потребительском рынке. В том же октябрьском разговоре 1991-го я никогда не употреблял термин “шоковая терапия”. Считал и считаю его дилетантским и непрофессиональным».
«Не забыть:
— военная реформа
— экономический договор (о едином экономическом пространстве)
— не доклад, а как бы обращение к россиянам, депутатам
— по некоторым “тяжелым” мерам указать сроки (месяцы)
— не бояться (сделать доклад продолжительностью до 1 часа)…»
«Не бояться!»
Эти слова, вроде бы относящиеся лишь к форме его выступления (когда и чего Ельцин, в сущности, боялся?), в эти месяцы для него — ключевые.
Не бояться взять на себя ответственность за огромный политический риск. Страна и так наполнена самыми мрачными предчувствиями, взбудоражена, напугана острейшим дефицитом товаров, ростом цен, разговорами о грядущем голоде — и именно в этот момент он предлагает ей «затянуть пояса» и пережить еще более тяжелые испытания.
Он, «народный заступник», «борец с привилегиями», «антикоммунист» — вынужден сейчас сделать стране очень больно. Очень!
Для этого необходимо мужество (два месяца, по признанию Ельцина, он с группой советников обсуждает другие, альтернативные варианты реформы, но отбрасывает их все до единого).
Не бояться!
Но кроме мужества нужна еще и поддержка.
Самое главное — поддержка народа. В газетах, по радио и телевидению растолковывают суть предстоящей либерализации цен, готовят людей. Но и этого мало — сам Ельцин в своих интервью и, наконец, в прямом телеобращении к россиянам 28 декабря 1991 года призывает их к терпению и пониманию, обещает помощь малоимущим, обещает уложить реформу в кратчайшие сроки. И призывает их понять, что без этой реформы будет еще хуже!
Поймут ли?
Идею «шоковой терапии» в штыки принимают и те, кто потенциально мог бы работать в правительстве — например Юрий Лужков (в эти месяцы он занимает пост заместителя председателя Госкомитета по управлению народным хозяйством, особого кризисного органа, и слухи о его назначении премьером — одна из главных тем этой осени). Горбачевские экономисты — Шаталин, Абалкин, Петраков, Бунич — считают гайдаровское правительство слишком молодом и незрелым. Люди из ельцинской команды — Хасбулатов (тоже экономист) и вице-президент Руцкой — крайне недовольны тем, что к формированию правительства причастны не они, а свердловчанин Геннадий Бурбулис.
Все они критикуют программу Гайдара, все они не доверяют новому правительству.
И, наконец, съезд. Съезд российских депутатов обладает огромными властными полномочиями. Они могут завернуть эту программу уже сейчас, на первой стадии.
Ельцин внимательно вглядывается в зал, читая свой доклад.
Не бояться!
Его слушают в абсолютной тишине.
Противники Ельцина (а их почти половина от числа депутатов российского съезда) понимают: возражать сейчас президенту России для них политически невыгодно. Его программа — единственный реально существующий план выхода из кризиса. Ничего другого обществу никто не предлагает. Кроме того, Ельцин просит дополнительные полномочия (предлагает, чтобы его указы на период реформ имели силу законов). То есть берет на себя всю политическую ответственность.