Ельцин

Минаев Борис Дорианович

Сибнефть вела переговоры о продаже крупного пакета акций французской нефтяной компании за 650 миллионов долларов, однако после долгих переговоров, уже после выборов, в 1997 году, французы наотрез отказались от сделки — слишком велик инвестиционный риск. Все забывают про эти истории, когда рассказывают о продаже наших предприятий за бесценок. Это сейчас они стоят десятки миллиардов, в середине 90-х их рыночная цена была совершенно иной. Да и разразившийся мировой кризис в очередной раз на порядок понизил их рыночную цену.

Когда Ельцин в конце 1995 года увольнял из правительства Чубайса, критиками правительства ему вменялась в вину и практика этих залоговых торгов.

Но вот что говорил об этом известный российский экономист

Михаил Делягин: «Нелишне напомнить, что Чубайс был и по сей день остается единственным политиком, на деле, а не на словах активно пытавшимся реализовать права государства как собственника этих акций, добиться того, чтобы принадлежащие государству предприятия хотя бы платили ему налоги и не занимались прямым саботажем его политики. Именно управление Чубайсом федеральным пакетом акций в конце 1995 года в ходе залоговой приватизации фактически спасло государство от банкротства, позволило хоть как-то рассчитаться с долгами».

Как раз ущемление интересов отдельных коммерческих структур (а вовсе не потворствование их интересам) в ходе залоговой приватизации считал Михаил Делягин одной из причин отставки Чубайса.

И тем не менее именно «продажа за бесценок» позволила нефтяной и металлургической отраслям выбраться из кризиса. Единственное, что могли делать новые собственники, — первые годы «работать на нули», вкладывая огромные деньги в переоборудование, модернизацию производства, на пределе рентабельности и даже в убыток. Цена на металл, уголь, наконец, на нефть оставалась низкой в течение всех 90-х. Вот, например, цена на нефть (просто напомню): 19 долларов в 1993-м, 13,6 доллара за баррель в 1998-м. Но постепенно благодаря инвестициям частных компаний падение добычи удалось прекратить. Начался рост: 40, 60 миллионов тонн нефти в год. Отрасль снова начала давать прибыль, поступления в бюджет, валюту.

И все же появление в России по-настоящему крупных собственников не решило главных проблем — экономика оставалась «серой». Что этому способствовало? Дума не принимала необходимого законодательства. (Налоговый кодекс в окончательном виде был принят уже при Путине.) Указы президента, по которым строились экономические отношения, изначально слабее законов. Возникла правовая «дыра», которой с удовольствием пользовались все.

Это привносило неприятное качество в российскую экономику — ощущение закрытости и в конечном итоге ее коррумпированности. Коррупция в России — универсальная норма поведения: «она больше не является нарушением нормы, она стала изменением самой нормы, даже альтернативной (теневой) нормой общественного поведения».

Движение страны к относительной финансовой стабилизации (после череды финансовых кризисов 1993–1994 годов), как вспоминает Анатолий Чубайс, началось еще во второй половине 1995-го. И хотя в начале того мрачного для России года (началась чеченская война) все еще висело на волоске, к концу его правительству удалось добиться определенного «сжатия денежной массы», то есть остановить печатный станок и свести инфляцию к приемлемому уровню… Цена этой стабилизации была высока: расходные статьи бюджета сокращались, наличных денег не хватало, продолжалось падение промышленного производства. Затем в экономике наступил так называемый «предвыборный цикл» (термин ввели еще американские экономисты в 60-е годы), когда государство начинает щедро тратить деньги, а соответственно и печатать новые, поскольку того требует политическая конъюнктура.

После победы на выборах, утвердив новый состав правительства, Ельцин на несколько месяцев отошел от решения главных задач — подготовка к операции на сердце, сама операция, реабилитационный период — и лишь в декабре, как уже было сказано выше, президент вернулся в Кремль.

Вот тут-то и выяснилось, что новый состав правительства Черномырдина, появившийся летом 1996-го, оказался слабым и компромиссным и во многом был определен теми договоренностями, которые сложились в ходе предвыборной борьбы.

Именно тогда, в декабре 1996-го, Ельцин, оставив на своем посту опытного премьера, прошедшего

с ним «огонь, воду и медные трубы», решил радикально поменять состав правительства.

В литературе того времени (особенно экономической) много сказано о том, чего добивались «младореформаторы» [30] , что они смогли сделать и чего не смогли. Остановлюсь только на самом важном.

Перед новым кабинетом стояла очевидная задача: сделать экономические отношения в стране ясными и прозрачными. Без этого, как они считали, причем вполне справедливо, рыночные механизмы никогда не заработают. Экономический рост так и не начнется, если кто-то будет постоянно «греть руки» на несовершенстве законов и бюджетов, на различных государственных преференциях и льготах.

30

Немного о самом термине. По самому звучанию слова нам, сегодняшним людям, кажется, что эти самые «младореформаторы» были как-то неприлично молоды в те 1997–1998 годы, когда на их плечи лег груз реформ. На самом деле Немцову, Чубайсу, Сысуеву, Бойко, Коху и другим к тому времени уже перевалило за сорок или было около сорока. Приставка «младо» по традиции означает «вторую волну», новый этап какого-либо течения, явления, феномена, который рождается через какое-то время после первой, как бы вдогонку.

Первый их лозунг был необычайно прост и понятен: если должен — верни деньги. Ельцин поставил перед «старым-новым» правительством два временных рубежа: вернуть населению все долги по пенсиям к 31 июня, а по зарплатам — к 31 декабря 1997 года. Но то, что кажется нам совершенно элементарной, с привкусом школьной арифметики, задачей сегодня, — тогда, в эпоху неплатежей, запутанных «взаимозачетов» и «отложенных» долгов, в окутанной «серым» туманом экономике было сделать невероятно трудно. От молодых вице-премьеров возврат долгов государства потребовал огромного напряжения всех ресурсов. Однако с этой (первой) задачей они успешно справились.

Труднее было со структурными реформами в экономике. Тогда, вспоминает Чубайс, впервые после 1991 года, оба ключевых вице-премьерских поста достались реформаторам (по традиции, один первый вице-премьер отвечал за финансовую политику, то есть за макроэкономику, а второй — за «реальный сектор», то есть за промышленность, и до середины 1996 года эту роль играл в правительстве Олег Сосковец). Борис Немцов курировал в правительстве именно этот, «реальный» сектор, в том числе так называемых «госмонополистов» (и не только сырьевых). Именно в 1997 году был подготовлен указ президента, посвященный структурной реформе в «естественных монополиях». За основу взяли реформу угольной отрасли, проведенную ранее (как вспоминает Чубайс, в результате реформы удалось закрыть многие убыточные и опасные шахты, что в разы сократило ужасающие цифры смертности шахтеров при авариях). Смысл реформы — разделить отрасль (например, российские железные дороги или энергетику) на компании производящие и продающие, с тем чтобы в конечном итоге снизить тарифы, повысить эффективность, сделать цену на услуги таких монополистов гибкой и обоснованной, а главное — создать среди компаний, продающих железнодорожные перевозки, газ или электроэнергию, нормальную конкуренцию. И если в энергетике, как не без гордости в разговоре с автором этих строк заметил Чубайс, реформа была доведена до конца, то в РЖД и Газпроме — только начата или «проведена наполовину».

Замечу, что практически все наработки «младореформаторов», все их революционные указы или проекты законов, например, по той же реформе естественных монополий, ЖКХ или пенсионной реформе, по борьбе с коррупцией, то есть всё то, что тогда казалось чересчур либеральным и смелым, — всё было тихо, без лишнего политического шума принято Госдумой после президентских выборов 2000 года, под флагами патриотизма и «сильного государства», при президентах Путине и Медведеве, в 2001–2008 годах. Вся их программа, за редкими исключениями!