Ельцин
Шрифт:
То, что сделали российские миротворческие силы для предотвращения гражданских войн в Таджикистане, Абхазии, Осетии, Ингушетии, Приднестровье — это тоже политика Ельцина.
И он никогда от нее не отступал, даже ценой экономических и политических жертв. Выигрыш, на мой взгляд, был очевиден. Однако теперь, в новую эпоху, спорить о том, какая политика лучше — новая или старая, — уже бессмысленно. Мы живем в эпоху новой политики.
В свое время (в 1991–1992 годах) Ельцин отказался от идеи открытого гражданского суда над преступлениями коммунистического режима, своеобразного варианта
Однако Россия с исторической точки зрения нуждалась именно в официальном, первом после XX съезда партии, признании страшных преступлений против своего народа в 1930—1950-е годы. Причем эти преступления отнюдь не перечеркивают великих побед той же эпохи. Они лишь подчеркивают их величие. Разделить роль Сталина и роль народа в эпоху зарождения сверхдержавы было крайне необходимо. Наш российский менталитет остро нуждался в этом покаянии. Он стал бы намного сильнее… Взрослее. За примером далеко ходить не надо — реваншистский менталитет при Гитлере привел к войне и крушению страны, покаянный менталитет послевоенного немецкого возрождения — к созданию мощной державы. Пусть это и не прямая аналогия, но поучительная.
Это была бы нравственная точка отсчета, государственная и национальная доктрина, которая позволила бы на многие вещи смотреть по-другому.
Поэтому Ельцин, несмотря на то, что общественный суд над компартией все-таки не состоялся, по-прежнему пытался найти болевую точку, тему, благодаря которой общество само ощутило бы необходимость покаяния за грехи коммунизма.
…Одним из самых важных символических шагов Ельцина в 1997 году было захоронение в Петербурге останков царской семьи, расстрелянной в 1918 году.
Найденные в шахте под Екатеринбургом останки несколько месяцев подвергались тщательной экспертизе. Наконец ученые-криминалисты выдали свой вердикт: да, это они. Государственную комиссию возглавлял вице-премьер Борис Немцов.
Ельцин и Наина Иосифовна приехали в Петербург в годовщину расстрела.
Вот как сам Ельцин описывает это событие:
«17 июля в 11.15 самолет приземлился в аэропорту “Пулково”…
Было довольно жарко, но люди стояли на солнцепеке вдоль всей Кронверкской протоки, опоясывающей крепость, толпились на пятачке у ее восточных ворот со стороны Троицкой площади, заняли места даже на Троицком мосту через Неву, движение по которому было перекрыто.
Я появился в соборе ровно в тот момент, когда колокола Петропавловской крепости отбивали полдень.
В церкви было светло, солнечно.
Расшитые белые ризы священников. Имен усопших не произносят. Но эти имена знают здесь все. Эти имена в нашей душе.
…Короткий скорбный обряд. Здесь были семейные, а не государственные похороны. Потомки Романовых бросали по горсти земли. Этот сухой стук, солнечные лучи, толпы людей — тяжкое, острое… разрывающее душу впечатление».
Далее
«…И мне кажется, что согласие и примирение действительно у нас когда-нибудь наступят.
Как жаль, в сущности, что мы потеряли ощущение целостности, непрерывности нашей истории. И как хочется, чтобы скорее это в нас восстановилось.
…Вся Россия наблюдала по телевидению за этой траурной церемонией.
Похороны в Петербурге были для меня не только публичным, но и личным событием. И событие это прозвучало на всю страну».
Здесь необходимо сделать несколько важных комментариев.
Русская православная церковь не признала выводов госкомиссии — и обряд погребения останков был стыдливо усечен, имена усопших, как правильно пишет Б. Н., не произносились. Именно поэтому захоронению останков царской семьи, несмотря на то, что в Петербурге собрались 52 потомка дома Романовых, не был придан статус государственного события (даже сам Ельцин лишь в последний момент принял решение о своем участии в церемонии).
Тем не менее для самого Бориса Николаевича, конечно, это был особый день. Снесенный по его приказу Ипатьевский дом, скорбный памятник в Екатеринбурге, долгие годы не дает ему покоя. Да и пресса не устает напоминать ему об этом прегрешении. Пусть и подневольном.
Он понимает: время еще не пришло. Для каждого эти похороны — свой личный вопрос и свой личный ответ. Страна не готова выразить покаянные и скорбные чувства широко, открыто, «соборно», хотя повод для этого подходящий. Последнего царя до сих пор считают не жертвой, а виновником. Наш взгляд на историю по-прежнему во многом советский, революционный.
Это — еще один штрих к портрету российского менталитета.
В том 1997 году этот менталитет будет вынужден реагировать еще на один важнейший тест.
После нескольких лет упорных переговоров Ельцин подписывает важнейший документ: «Основополагающий Акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности» между Россией и НАТО.
Вот что сам Ельцин сказал по этому поводу, выступая по российскому телевидению:
«Натовские планы расширения на восток… стали угрозой для безопасности России. Как мы должны были реагировать на это? Любой раскол (между Россией и Западом) представляет собой угрозу для всех, и поэтому мы выбрали переговоры с НАТО. Задача состояла в том, чтобы минимизировать отрицательные последствия расширения Североатлантического альянса и предотвратить новый раскол в Европе.
Дорогие граждане России! За последние годы в Европе произошло много изменений. Барьеры, которые разделяли народы на четырех континентах, рухнули. Страх уходит и теперь должен уйти полностью… Создание большой мирной Европы означает создание Европы, в которой каждая нация чувствует себя спокойно.
Фактом подписания документа Россия — НАТО лидеры семнадцати стран подтвердили, что будет новая мирная Европа, не разделенная на блоки. Это нужно каждому из нас и России тоже».
Уступки Ельцина по расширению НАТО на восток — сегодня «притча во языцех» российской дипломатии. Мол, всё сделано неправильно, всё не так. Надо было торговаться дальше. Не уступать без боя. Хотя, по сути дела, «расширение НАТО» — лишь продолжение распада военного блока стран Варшавского договора, распада всей социалистической системы.