Ельцин
Шрифт:
Ельцин одобрительно кивнул:
— Правильно, и не надо! Главная ошибка прежнего правительства — оно слишком лезло в политику. А дело правительства — это хозяйство, экономика. Займитесь экономической программой, а политику оставьте мне…»
Еще одно свидетельство из книги «Эпоха Ельцина»:
«С подачи “молодых реформаторов” Президент оценивал ситуацию весьма оптимистически. Если, мол, кризис уже позади, а впереди лишь подъем, то можно и ослабить зажим. И предоставил “молодым реформаторам” свободу действий. Тем более что правительство С. Кириенко сразу потребовало отмены президентского контроля. Б.
Давайте здесь отвлечемся от деталей и сделаем один важный акцент. С особой едкостью профессионала пишет А. Лившиц об ошибках правительства Кириенко: «За самим премьером не было ни политического движения, ни фракции в Думе, ни отрасли или олигархической группировки. Таким образом, повторный эксперимент с Правительством, наподобие гайдаровского, оказался обреченным».
Но ведь именно это — оторванность правительства Кириенко от лоббируемых интересов, «олигархических» кланов, от крупнейших группировок, банков, политических сил — Ельцин считал основным достоинством! Именно то, что Кириенко заявил сразу — не хочу заниматься политикой, — вызвало его одобрение.
В чем была ошибка президента? Чего он не учел в данном случае?
Масштабов возникающего на глазах кризиса. Да, Кириенко постоянно советовался с лучшими в России экономистами, они давали ему «ценные советы». Но этого было мало. Нужны были очень решительные и в то же время осторожные действия. Ювелирная работа. Новое правительство попросту не успело набрать политический и организационный вес весной 1998-го. Ему не повезло — элементарно не хватило времени…
«Сыграл свою роль и валютный коридор (к моменту августа 1998 года курс доллара равнялся примерно шести-семи рублям. — Б. М.). Он дает положительный результат только тогда, когда подкреплен хорошим бюджетом. Если же бюджет плохой, эта комбинация взрывает финансовую систему. Так было в Мексике и Таиланде, где власти держались до последнего, истратили все валютные резервы, но свою валюту все равно не спасли. Из-за рубежа нам советовали: “Нормальный бюджет вы принять не в состоянии. А потому пока не поздно расширяйте коридор или отменяйте его вовсе. Иначе будет то же самое”. Не послушали», — продолжает Лившиц.
Да, теперь, задним числом, можно сказать — требовалось отменить «валютный коридор». Но это сразу привело бы к обнищанию миллионов, чьи доходы тотчас бы обесценились — как это и произошло в сентябре 1998 года. Вопрос — выстояло бы правительство Кириенко в этой ситуации? Скорее всего, нет.
Однако и понятие «рынок» весной 1998-го сузилось почти до размеров карточного стола. Игроки бросали все новые ставки, сгребали в кучу «быстрые» деньги и убегали.
Ельцин по-прежнему упрямо верил, что правительство, в котором он настолько заинтересован, сможет выдержать и этот финансовый кризис.
Между тем ко всем бедам добавилась еще одна. Россию охватили забастовки. Те весенние и летние выступления шахтеров, учителей, врачей, их пикеты у Белого дома стали знаковым событием 1998 года.
Телеканалы посвящали им большие сюжеты, к бастующим подъезжали грузовики с горячим питанием, перед ними выступали лидеры крупнейших думских фракций (Зюганов, Жириновский и др.), все это напоминало осаду правительства. Поддерживали забастовщиков не только коммунисты, но и фигуры из другого лагеря, скажем, московский мэр Юрий
«При переходе от традиционных обществ к промышленному капитализму, — пишет Леон Арон в биографии Ельцина, — центральной политической проблемой была судьба избыточной рабочей силы, состоящей в основном из крестьян и независимых ремесленников, не способных конкурировать с более эффективными способами производства… В Великобритании в начале промышленной революции в период с 1780 по 1810 год восемь из десяти фермеров и сельскохозяйственных рабочих были вынуждены покинуть землю и вместе со своими семьями превратились в нищих бродяг. Вместе с городскими бедняками их морили голодом в богадельнях, клеймили, вешали или отправляли в колонии.
Поскольку западноевропейскому капитализму понадобилось более ста лет, чтобы перейти к демократической системе “один человек — один голос”, то выселенные люди не имели голоса в политических делах и, исключая периодические бунты и восстания, страдали молча…
Помимо других новшеств, посткоммунистическое общество уникальным образом распространяло демократические свободы на свою избыточную рабочую силу… Миллионы избыточных рабочих и взрослые члены их семей имели полные политические права, и самое важное, право голосовать на выборах. Представляющие их партии могли свободно участвовать в выборах и побеждать».
Это взгляд американца. А вот — взгляд из России.
«У нас очень “левая” страна, — говорил мне один из политических советников Ельцина. — Левая в смысле убеждений, по определению левая, красная, коммунистическая, называй, как хочешь. Это и наследие советской власти, и многое другое. Поэтому кризисная логика Путина, например, состояла в том, что в нашей стране пока невозможно осуществление полноценных демократических институтов — реальной многопартийности или реально независимой прессы. Левые партии всегда будут побеждать, пока частная собственность не войдет в плоть и кровь народного менталитета, в народное сознание».
Осенью 1998 года, когда в стране разразился правительственный кризис, в Москве начали поговаривать о том, что известный предприниматель Борис Березовский настойчиво предлагает поручить правительство Лебедю — «более слабый политик просто не справится». Лебедь, в то время уже красноярский губернатор, действительно неожиданно появился в Москве и «сразу на двух каналах телевидения предложил себя в спасители Отечества — по своей ли инициативе или по чьему-то совету» (Леонид Млечин).
Многие тогда считали, что политик именно такого типа, как он — генерал в отставке, «народный заступник», олицетворение силы, — нужен России в данный исторический период, после Ельцина.
Что только он сможет примирить избирателя с современной политической системой, с демократическими институтами. Наконец, что только такой лидер сумеет довести до конца экономические преобразования. Как бы закрыть их от недовольного электората с помощью могучей харизмы.
Прошло время. Владимир Путин установил желаемый политический мир между «левым» электоратом и «правым», то есть рыночным, экономическим курсом. Это случилось уже на другом историческом фоне, в другую эпоху, в другой политической ситуации. Но остался вопрос, который я не успел тогда задать своему собеседнику: а что же дальше? Какой будет следующая политическая эпоха?