Элеанор Ригби

Коупленд Дуглас

– А где именно?

– На углу Капилано-роуд и Кейт, самой длинной в Канаде улице красных фонарей. Публика там ошивается еще та, сама понимаешь. Уж поверь, какой-нибудь сопляк быстро додумается фюреровские усики маркером пририсовать.

– Давно пора эти маркеры запретить.

– Согласна, а то наплодили мутантов. – Она прикончила мое желе и каким-то образом вымучила еще затяжку из своего бычка. – Ладно, пора бежать.

– Тут, кажется, еще ложечка осталась.

Сестрица уже стояла в дверях.

– На тебя смотреть страшно. Три

дня в постели, как минимум, кумекаешь?

– Да, Лесли. Спасибо.

– До завтра, моя радость.

Я включила «Бэмби». Никак не могла понять, почему в магазине мультик обозвали грустным; на самом деле скучно и незамысловато.

В дверь постучали. По домофону вызова не было, и я грешным делом подумала на Уолласа, уборщика. Однако в дверях стояла Донна из «Систем наземных коммуникаций» – резвая девица с явными признаками недоедания. К груди она прижимала стопку папок и конвертов. На работе ее любят: всегда под рукой, никогда не откажет – но я эту подругу давно раскусила. Мы с ней одной породы: она наблюдатель.

– Донна?

– Привет, Лиз.

Я вспомнила, что произвожу, наверное, еще то впечатление, и коснулась щек.

– Сильно опухло.

Она стояла, крепко удерживая у груди бумаги.

– Лиз, у тебя глаза краснющие.

– Просто мультик грустный.

– В смысле?

– Грустный мультфильм смотрю. Когда наркоз отходит, все воспринимаешь хуже, чем на самом деле.

– Обожаю пореветь перед телевизором.

– М-м… Хочешь – заходи.

– Спасибо за приглашение.

– Лайам собирался с курьером переслать.

– А я подумала, лучше сама заскочу.

Донна не только наблюдатель, она еще приличная сплетница и далеко не дура. Так и сканировала глазами мою квартиру, будто машинка, которая считывает штрих-код с ценника. Не сомневаюсь, завтра в столовой мою квартиру по косточкам разберут: «Келья старой девы – стены почти голые, мебель или дальтоник подбирал, или монашка, и что самое ненормальное – у нее нет кота».

Донна сказала:

– У тебя очень мило.

– Ну что ты.

– Нет, правда.

– Жить можно.

– Мне нравится.

– Лайам на эти документы просил взглянуть?

– А? – Со своей инспекцией она совсем позабыла про папки. – Да, те самые. Надеюсь, тебе не очень трудно? Тынаверное, еще не отошла после наркоза.

Донна положила папки на обеденный стол.

– Хочешь попробовать сама, у меня осталось…

Гостья была в шоке.

– Что? Наркоз?

– Я пошутила.

– Вот как. – Она лихорадочно соображала, о чем бы еще поговорить, но в моей квартире почти невозможно найти пищу для разговоров. Тут Донна увидела застывшего на экране телевизора Топотуна.

– «Бэмби» смотришь?

Я все пыталась изобразить радушную хозяйку.

– Да, до тридцати шести дожила, а «Бэмби» не видела.

– Очень тяжелый мультфильм – мать олененка застрелят, и все такое.

Меня это удивило.

– А я и не знала.

– Правда? Брось, все знают, что мать

Бэмби в конце умирает. Это как оленья упряжка в Новый год – часть нашей культуры.

Тут было о чем поразмыслить.

– Как и олень Рудольф, полезное животное?

– Что?

– Давай говорить откровенно – если бы Рудольф не помог другому оленю, его оставили бы на съедение волкам, да еще и посмеялись бы, глядя, как белые клыки впиваются в шкуру.

– Какой мрачный взгляд на вещи.

Я вздохнула и уставилась на папки, которые принесла Донна.

Она решила сменить тему. У двери в кухню висел календарь с репродукцией «Водяных лилий в Живерни» Моне. Донна кивнула:

– Симпатичный календарик.

– Сестра подарила.

– Тебе очень подходит.

– Лесли из своей конторы притащила, когда там ремонт делали. Жалко было выкидывать.

Тут Донна не выдержала:

– Почему ты всегда всем недовольна? У тебя отличная квартира. Только бы и радоваться. Ты вот не видела, в каком клоповнике я живу. Да еще сдирают за него ползарплаты!

– Хочешь, кофе сделаю?

– Нет, спасибо, пора бежать. На работе заждались.

– Точно?

– Да, точно.

Я проводила ее до двери и вернулась досматривать кассету: известие про мать Бэмби не испортило мне удовольствия. Я даже чувствовала себя счастливой.

Я просмотрела финальные титры и заметила год, когда была отснята лента: MCMXLII – 1942. Бэмби уже нет на свете. Давным-давно обратился в прах вместе с Топотуном и Цветочком. Олени живут максимум восемнадцать лет, кролик способен протянуть от силы двенадцать, а скунс – в лучшем случае тринадцать. Хотя, если подумать, вовсе не так уж плохо стать прахом; земля – она влажная и рыхлая, зернистая, как овсяные оладьи с клубникой. Почва жива – ей же питать новые поколения. При таком подходе мысль о распаде в прах не кажется слишком мрачной.

Уильям, мой старший брат и, пожалуй, ближайший друг, тянул до вечера и нагрянул, когда только-только закончился фильм «На берегу». В самом прямом смысле слова я сидела, безмолвно уставившись на титры, и представляла радиоактивную планету, заполненную разложившимися трупами: в офисах, на кухнях, в машинах, на лужайках перед домом. Мне кажется, я даже забыла поздороваться, когда зашел Уильям, – только шмыгнула носом. Впрочем, упадническое настроение мигом развеялось, когда в комнату ворвались два племянничка-обормота, Хантер и Чейз – Зверь с Ловцом.

– Бог ты мой, Лиззи, ну и глаза у тебя – будто кто в снег помочился. Я на минутку: мне в Лондон ночным рейсом.

– Здравствуй, Уильям.

Близняшки в унисон заревели:

– Жр-р-рать хотим!

Чейз спешно пожаловался отцу, не сделав ни малейшей попытки замаскировать свои чувства:

– Здесь погано. Зачем мы приехали к тете Лиззи? Ты же игровые автоматы обещал.

Я сказала:

– Здравствуй, Хантер. Здравствуй, Чейз.

Те, как водится, не обратили на меня ни малейшего внимания.