Элеанор Ригби

Коупленд Дуглас

Уильям повернулся к чадам:

– Да вам попробуй скажи, что мы к тете Лиззи собираемся – в машину не затащишь.

– Ты наврал!

– Нет, я никого не обманывал. И если – повторяю, «если» – вы будете слушаться, я, может быть, отвезу вас в игровую галерею. Так что заглохните и не мешайте взрослым разговаривать. – Уильям взглянул на меня и добавил: – Потихоньку становлюсь отцом.

– Потихоньку? Да ты давно им стал.

Близнецы ворвались в кухню и засекли остатки прежней роскоши.

– А желе еще есть?

– Нет.

– Ненавижу ее дом.

– Спасибо, Чейз. Угостись

пудингом.

– Нам молочное нельзя.

Я взглянула на Уильяма.

– С каких пор?

– Из-за Нэнси, – ответил он.

– Ребятня, тогда крекеров пожуйте. Второй ящик сверху.

Они порылись и, ничего, кроме соленых галет, не обнаружив, шумно задвинули ящик.

– Хантер, пошли телик посмотрим. – Чейз всегда был за главного.

Мгновение спустя они оккупировали мой диван и, как морские губки, присосались к телевизору: показывали состязание по реслингу. Грохот стоял неописуемый – дешевая развлекаловка в полном разгаре. Хорошо хоть притихли, сорванцы.

– Не обязательно было приходить: у меня и так все отлично. Подумаешь, зубы мудрости.

– Матушка сказала, ты неважно выглядишь. И «очень подавлена».

– Даже так?

– У тебя тут как в курильне.

– Бывает, перехвачу сигаретку. Да еще Лесли забегала.

– А, тогда понятно. Давай шторы отдернем. Где ты их взяла – в лотерею выиграла? Или на распродаже для пенсионерок?

На самом деле шторы были здесь, когда я въехала, – горчично-желтые с набивным рисунком в золотисто-оранжевых тонах. Подозреваю, подбирала жена какого-нибудь ответственного бригадира по сдаче стройки.

– Прекрати, Уильям. Я все прекрасно понимаю: самое обыкновенное уродство. – Неужели моя квартира и впрямь наводит тоску? На ковре виднелись два небольших затертых пятна: неудачно приземлился кусочек пиццы и маркер из рук выпал, когда я подписывала рождественские подарки.

– Нэнси не смогла приехать. Просила передать тебе всех благ, – сказал брат.

– Взаимно. – Это, конечно, надо понимать как шутку, поскольку мы с Нэнси друг друга не переносим. Однажды в День Благодарения меня угораздило ляпнуть, будто она злоупотребляет парфюмерией. Нэнси немедленно парировала: мол, у меня не прическа, а пробковый шлем от солнца. Мы так и не восстановили приятельских отношений; напротив, со временем наши разногласия лишь усилились.

С дивана раздался истошный визг – Чейз нажал кнопку на пульте, которая каким-то образом отключает сигнал: на полную мощность врубился «белый шум», отчего я заскрежетала оставшимися зубами. Мальчишки начали горланить, обвиняя друг дружку, а потом заспорили, как наладить изображение; в итоге все-таки снизошли до того, чтобы спросить меня. Я сделала вид, будто не знаю, надеясь, что тогда они скорее уйдут. Уильям подошел к телевизору и выключил его, не забыв отвесить сорванцам по хорошей затрещине:

– Вы не у себя дома, паршивцы.

Мальчишки зашмыгали носом, на что их отец заметил:

– Ну-ну, только похнычьте! Со мной шутки плохи, это вам не перед мамочкой нюни распускать, ясно? – И обернулся ко мне. – Лиззи, у тебя выпить есть? Уф-ф, виски бы сейчас.

– Только «Бейлис». С Рождества стоит.

– Наливай.

Чейз спросил:

– А что такое «Бейлис»?

– То,

что тебе не светит, – отрезал папуля.

Мальчики притихли – даже как-то подозрительно. Атмосфера накалилась; воздух стал теплым и влажным, будто перед грозой. Все ждали бури, и я им ее устроила:

– А папа не рассказывал, как я нашла труп?

У мелюзги глаза из орбит вылезли.

– Чего? – Они недоверчиво уставились на отца.

– Было, было.

– Где? Когда?

– В классе, наверное, шестом. Да, Лиз?

– В пятом. Я тогда была вам ровесница, племяшки.

– Ну, как это случилось?

Уильям насупился:

– Если будете помалкивать, мы, может быть, скоро узнаем.

Протянув брату рюмочку «Бейлиса», я начала:

– Однажды я гуляла вдоль железнодорожных путей…

– А где?

– Далеко отсюда, у бухты Подковы.

Хантер спросил:

– Одна?

Чейз взглянул на меня и поинтересовался:

– Тетя Лиззи, а у вас друзья есть?

Я сказала:

– Спасибо, Чейз. Короче говоря, дело было летом, я собирала ежевику. Совершенно самостоятельно. Зашла за поворот и заметила на насыпи какую-то тряпицу в зарослях бобыльника. Из окон пассажиры чего только не выбрасывают – пакетики от сока, банки из-под газировки, – поэтому я поначалу и внимания не обратила. Однако, подойдя ближе, рассмотрела цветастую рубашку, потом ботинки… и поняла, что это человек.

До сих пор я нисколько не врала. Там действительно лежал мужчина, хотя затем мальчики услышали сильно отретушированный вариант. Им столько же лет, сколько и мне тогда, но я думаю, что Хантер и Чейз еще не созрели. Да, теперь и я сужу о них предвзято – так же, как тогда окружающие отнеслись к настырной девчонке-школьнице с ее историей о мертвом теле.

А случилось вот что: стоял август, и я, намереваясь с пользой провести день, села на автобус, добралась с несколькими пересадками до бухты Подковы и в палатке возле переправы купила недорогой чизбургер. Подкрепившись, вскарабкалась по крутым склонам, заваленным кучами щебня, на железнодорожное полотно. На мне было легкое платьице в бело-синюю клетку, самое нелюбимое, зато тонкое, и я надеялась окончательно его угробить: солидол, химия, грязь – жить ему оставалось от силы сутки. Предвосхищу ваш вопрос: как двенадцатилетняя девочка оказалась одна вдали от города? Одно слово: семидесятые. Достигнув определенного возраста, дети предоставлялись сами себе, и родителей мало беспокоило, чем занимаются их чада, где и с кем. Хантер с Чейзом, наверное, с чипами в заднице ходят, чтобы родители каждую минуту знали, где их искать. А в мое время…

«Мам, можно я сгоняю на попутке до бара, где байкеры тусуются?»

«Конечно, милая».

Стояло настоящее пекло, как в июне, и все запахи ощущались с утроенной силой, когда я вдруг угодила в кошмарный смрад. Вообще-то, я сразу поняла, что пахнет разлагающимся трупом. Люди, видимо, такое нутром чуют. Во мне даже что-то вроде ликования проснулось, когда я подходила к покойнику: приятно было сознавать, что за свою недолгую жизнь я просмотрела достаточно детективов, теле-шоу и тайных откровений преступников, чтобы полностью созреть для подобной ситуации. Раскрыть преступление! Найти улики!