Электрический идол
Шрифт:
Если учесть, что в последний раз, когда одна из ее дочерей пропала во время вечеринки в башне Додоны, в итоге она оказалась на другом берегу Стикса в объятьях Аида… Да, лучше не уходить надолго.
В шкафчике под раковиной действительно есть аптечка. Я достаю ее, поворачиваюсь и замираю.
– Что ты делаешь? – Я почти кричу, но ничего не могу с собой поделать.
Эрос останавливается, наполовину сняв рубашку.
– Что-то не так?
Все. Я уже десять лет знаю этого парня, и мы вращаемся в одних кругах, но я видела его только на вечеринках, идеально
Сейчас он выглядит не таким совершенным.
Но таким реальным. Невозможно удерживать стену, которую я мысленно выстроила вокруг образа Эроса, опасного плейбоя, когда он снимает рубашку и обнажает тело, которое словно высечено богами. Усталость, отразившаяся на его лице, лишь усиливает его привлекательность, и я чувствую, что мне нечем дышать.
Паника. Настоящая паника. Нет, это не влечение. Только не это. Не к нему.
– Ты раздеваешься.
Я вижу пластыри, которые кто-то (а может, это сделал сам Эрос) налепил ему на грудь. Парень одаривает меня очаровательной улыбкой, которая получается слегка натянутой.
– У меня сложилось впечатление, что ты бы хотела, чтобы я снял одежду.
– Точно нет, – выпаливаю я и ощущаю, как рушатся барьеры, которые я с таким трудом создавала.
– Все остальные хотят.
Как ни странно, его высокомерие меня успокаивает. Я делаю вдох, еще один и бросаю на него ироничный взгляд. Мы лишь шутим. Я умею это делать. Всю взрослую жизнь обменивалась остроумными оскорблениями с такими, как Эрос.
– Я должна тебе посочувствовать? Или ты хвастаешься? Выражайся яснее, пожалуйста, чтобы я могла отреагировать соответственно.
Он хохочет.
– Умно.
– Стараюсь. – Я хмурюсь. – Думала, у тебя ранена нога.
– Просто синяк. – Снова эта обаятельная улыбка. – Пытаешься и штаны с меня снять?
Если мне стало так неловко, когда он всего лишь снял рубашку, то точно не хочу, чтобы он лишился еще какого-то предмета одежды. Это может зажечь меня, и тогда, если не умру на месте от смущения, у Эроса появится оружие, которое можно использовать против меня.
– Конечно нет.
Он скидывает рубашку и резко выдыхает.
– Вот досада.
– Ничего, переживешь. – Я ставлю аптечку на стол и осматриваю грудь Эроса. Некоторые пластыри почти отклеились, и там, где рубашка пропиталась кровью, остались красные разводы.
Что с ним случилось? Подрался с кустом роз?
– Это нужно переделать.
– Дерзай. – Он отклоняется назад и закрывает глаза.
Я собираюсь сделать замечание, что он заставляет меня все делать в одиночку, но слова застревают в горле, когда отклеиваю первый пластырь и вижу…
– Эрос, крови очень много. – Из-за мешанины пластырей не могу понять, насколько серьезны его раны, но из некоторых продолжает идти кровь.
– Ты бы видела другого парня, – говорит он, не открывая глаз. Это подтверждает мои подозрения.
Другой парень жив? Не стоит задавать этот вопрос. Раз Эрос здесь, значит, успешно справился с порученным заданием. У него на груди по меньшей мере десяток порезов.
– Придется промыть, иначе пластыри не будут держаться.
Он машет рукой, давая разрешение.
Стараясь не волноваться, я роюсь под раковиной в поисках чистых полотенец. Я мочу два и, захватив остальные, возвращаюсь к Эросу и пытаюсь смыть кровь. У меня уходит несколько минут, чтобы промыть раны.
Неожиданно я понимаю, что протираю полотенцем тело Эроса Амброзии.
И резко отстраняюсь.
– Эрос, на некоторые порезы нужно наложить швы. – Все выглядит не так плохо, как раньше, пока я не промыла раны, но я не врач. У них наверняка есть личный доктор, как и в любом семействе Тринадцати. Не понимаю, почему Эрос не позвонил ему вместо того, чтобы идти на эту чертову вечеринку.
– Ничего. До конца ночи потерплю.
Я хмуро смотрю на него.
– Шутишь. Пойти на вечеринку для тебя важнее, чем найти врача, который окажет необходимую медицинскую помощь?
– Ты лучше других знаешь, почему мне это нужно. – Он открывает глаза. Кажется, их голубизна стала ярче, и в них мелькает нечто странное. Вероятно, боль – быть не может, чтобы Эрос Амброзия, сын Афродиты, смотрел на меня с вожделением.
Невольно смотрю на его рот. У Эроса чувственные губы изогнутой формы. Я снова жалею, что он опасный убийца.
Чтобы отвлечься от безумных мыслей, встаю и иду к раковине. Напоминает бегство, но я делаю вид, что мне надо смыть с рук кровь. Бросаю взгляд в зеркало и замираю. Эрос смотрит на меня со странным выражением лица. Это не вожделение, которое, как убедила себя, мне привиделось. Нет, Эрос смотрит на меня так, будто впервые видит, будто я не та, кого он себе представлял.
Это не имеет смысла. Хотя я и бываю на тех же вечеринках и мероприятиях, что и он, у Эроса нет причин думать обо мне. Да и я не думаю о нем. Возможно, Эрос великолепен даже по меркам Олимпа, настолько безупречен, что его портрет красовался бы на каждом рекламном щите, если бы он захотел, но он опасен.
Я вытираю руки и снова сажусь напротив него. Теперь происходящее кажется более интимным. Я прогоняю эту мысль и начинаю накладывать повязки. Я не удивилась бы, если бы он оттолкнул мои руки и сделал все сам, но он сидит неподвижно, едва дыша, пока я осторожно накладываю повязку за повязкой. Я насчитываю около дюжины порезов, но большинство из них неглубокие и уже перестали кровоточить.
– У тебя неплохо получается. – Его низкий голос звучит резко. Не могу понять, критикует ли он меня или просто комментирует.
Решаю не искать скрытый смысл в его словах.
– Я выросла на ферме. – Вроде того. По сути, это была ферма, но не такая, какую представляют обычно люди, когда думают о фермерской жизни. Там не было милого домика с выцветшим красным амбаром. Возможно, мама и приобрела большое состояние за счет трех браков, но и начинала она не с нуля. У нее имелась промышленная ферма, и обстановка там была соответствующая.