Электрический остров

Асанов Николай Александрович

Сегодня она была вполне счастлива, и от этого ее лицо стало еще живее. Ей льстило и то, что соседом оказался самый известный из всех гостей, и то, что он красив, солиден и в то же время умеет так мило уха­живать, болтать, ничем не подчеркивая своего превос­ходства. Все ее желания сбывались: она хотела стать женой ученого и стала, желала быть центром малень­кого, но своего мирка и была этим центром, так как к ней чаще всего были направлены взгляды, улыбки и слова мужчин, и Андрей ничего не мог бы возразить против такого ее «царствования».

— Вот погодите, — продолжала Нина, — пойду ра­ботать в Госконтроль, и тогда ваш Электрический остров будет подведомствен мне.

— Как вы

сказали? — совсем другим тоном пере­спросил Улыбышев.

И Нина, как видно, поняла, что разговор принимает иное направление, потому что торопливо сообщила:

— Это он так называет ваш филиал,— и кивнула на мужа.

— Электрический остров! Удивительно точно! Вот уж не подозревал в вас поэта! — Улыбышев удивленно поглядел на Андрея, словно тот переменился у него на глазах. — Вы правы, честное слово! — с еще большим воодушевлением воскликнул он. — Мы действительно превратили Верхнереченский остров в Электриче­ский! — И, оживленно повернувшись к Нине, ска­зал:— Хотел бы я, чтобы вы посетили наш остров и посмотрели на нашу работу! Я думаю, нигде в мире не создано столько электрических машин для сельского хозяйства, как у нас!

В его голосе звучала гордость за филиал институ­та, которым он руководил. Он начал расхваливать своих сотрудников. Они создавали замечательные аппараты для электродойки и для очистки зерна, для сушки фруктов и для уборки хлебов. А сам он работал над электрическим трактором! Только последняя фраза не понравилась Орленову.

— Я думаю, что создание электротрактора даст мне докторскую степень!

Впрочем, это законная гордость изобретателя. Улы­бышев тут же начал посвящать Нину в чисто техниче­ские тонкости своего дела: «Вы знаете, Нина Сергеев­на, для вспашки одного гектара нужно всего сорок киловатт-часов, а мы располагаем миллионами!» — и «одного киловатт-часа вполне достаточно, чтобы вы­вести тридцать штук цыплят!» Точно так же говорит о своей работе и Орленов. Уж таковы все ученые, они забываются даже в присутствии женщины, чуть лишь коснутся своей науки. А интересно ли это собеседнику, им безразлично.

К Орленову подошел захмелевший Орич, высокий, нескладный, весь какой-то изломанный. Он с пьяной грустью сказал:

— Выпьем, Андрей! Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан! Вот ты и остепенился! Но помни, не всякая степень является ступенью к славе!

Три месяца назад Орич после многих лет «аспи­рантского сиденья» попытался наконец защитить диссертацию на тему «Электричество в парниковом хозяйстве» и блистательно провалился. Диссертация была признана компилятивной, — еще хорошо, что ему не приписали плагиата! И теперь он завистливо следил за тем, как однокашники его, один за другим, выходят на самостоятельную дорогу. Вот и сейчас Орич, по-видимому, вспомнил об этом, потому и стал неприятен. Расплескав вино из бокала, он стал опу­скаться в подвинутое Орленовым кресло так, словно проделывал цирковой трюк: согнув свое длинное, не­складное тело в три погибели. Бокал он, однако, дер­жал цепко.

— Завидую! — вдруг сказал он.— Скажи, почему ты, а не я? Ведь никакого таланта у тебя я не заме­чал! Единственное твое достоинство — красивая жена. Но и это всего-навсего — выигрыш на трамвайный билет! Сегодня она есть, а завтра…

Велигина, давно уже с беспокойством прислуши­вавшаяся к пьяному бормотанию Орича, сердито при­крикнула на него:

— Встань и иди танцевать! И притворись трезвым! Слышишь, Павел! |

Орич вздрогнул, выпрямился, потом грустно ска­зал:

— Заметь, Андрей, мужчина кончается, когда его начинают любить материнской любовью. Его учат с утра до вечера и набивают такую оскомину, что по­неволе возненавидишь всех женщин в мире! Ну скажи мне, Вера, с кем я пойду танцевать? Танцевать можно только с той женщиной, которая нравится. Но Нина Сергеевна не пойдет танцевать со мной. Она будет танцевать с Улыбышевым. А с другой — у меня ноги не пойдут. Нет, я лучше еще выпью.

Он высосал вино и опустил голову на грудь, про­должая бормотать,— теперь Андрей улавливал лишь отдельные его фразы.

— Завидую. Завидую и протестую! Если каждый кандидат — талант, так мы были бы обеспечены гени­альными изобретениями. Но кандидатов уже сто ты­сяч, а изобретателей все равно нет. Так почему же мне отказывают в почете, в государственной пенсии, при­читающейся кандидату с молодых лет?

— Вера, успокой его! — попросил Андрей.

Велигина заговорила с Павлом, и пьяная' гримаса сползла с его лица, он встал и пошел к другому концу стола, дирижируя и запевая:

Быстры, как волны, дни нашей жизни, Что час, то короче к могиле наш путь…

Орленов хотел уже подняться и увести жену, когда через зал к нему направился служитель, издали пода­вая знаки. Подойдя к Орленову и наклонясь над са­мым его ухом, служитель сказал:

— Георгий Емельянович просит вас подняться в лабораторию номер двенадцать. Там что-то произо­шло.

Орденов вскочил. Служитель укоризненно взглянул на него. Он спохватился и как можно небрежнее ска­зал жене:

— Нина, мне надо на минутку пройти к Георгию Емельяновичу…

— Ох уж мне эти дела! — вздохнула Нина.— Будь осторожен! Обо мне не беспокойся. Борис Михай­лович проводит меня.

Улыбышев молча склонил голову.

2

В лаборатории пахло горелой резиной, дымом и горьковатым запахом озона.

Орленов молча рассматривал повреждения.

Башкиров и начальник лаборатории, без пиджа­ков, в рубашках с расстегнутыми воротниками, вози­лись у стены, где были смонтированы измерительные приборы. Различные циферблаты и длинные стеклян­ные трубки, вертикальные и горизонтальные, напол­ненные газами или парами ртути, светились разно­цветными лучами, затемняя сияние ламп. Башкиров, наклонившись, разогревал паяльной лампой концы трубок. Начальник лаборатории, стоя рядом на ко­ленях, заменял в одном из приборов индикатор. Этот прибор был изуродован, точно взорван изнутри.

Дальний угол лаборатории, где на ребристых фар­форовых подставках изоляторах мерцали медные шары мощного разрядника, почернел от копоти. Обо­рванные, обгоревшие провода свисали змеями. Как видно, именно в этом приборе произошло короткое замыкание тока высокого напряжения и молния вы­рвалась из плена наружу… Ученые погасили пожар, но огонь наделал немало бед. Пена из огнетушителей все еще расплывалась мыльными хлопьями на полу и на приборах. Лица у Башкирова и у начальника лабо­ратории были недовольные, хмурые, даже чуть напуганные, как бывает всегда, когда подвластная, казалось бы, сила вдруг вырывается из-под контроля.

— Что случилось? — машинально спросил Орле­нов.

— Фу, замучились! — проворчал Башкиров, с на­тугой разгибаясь и потирая поясницу. — Замыкание. Половина приборов вышла из строя…

Вся аппаратура для научного опыта создается обычно самими экспериментаторами, и посторонний человек в ней даже не разберется. Поэтому им самим и приходилось исправлять разрушения.

Орленов расстегнул пиджак и принялся за работу. Тут было много приборов, которые приготовил он сам, надо самому и исправить их.